Но слишком уж силен и точен был удар. Орден сделал большую ставку на шуна Данна, намереваясь значительно упрочить свое положение в Долинах Подножия, вложил крупные средства в его усиление – и одно короткое заклятие враз уничтожило плоды этих трудов. Такое спускать было нельзя. Кроме того, Безымянный с содроганием представлял себе, как неприметный, подобный ему самому человек целится сквозь прищур холодных глаз и убивает… ну хотя бы примаса. Пока Свет не примет нового, а это пара дней как минимум, весь Орден становится практически бессильным. Кто он? Кто стоит за ним? Каковы их цели?
Потому-то и начинала набирать обороты слегка застоявшаяся машина Ордена. Неслись в ближние и дальние области новые инструкции и приказы, проводились внеплановые встречи с… хм, нужными людьми, из рук в руки перекочевывали изрядные кожаные мешочки, выходили на дороги скромно одетые люди с очень цепкими и внимательными глазами, и принимались еще десятки иных мер, о коих знал лишь очень ограниченный круг иерархов. Гигантская, неимоверно разветвленная и сложная система постепенно выходила на режим.
Двое в одеждах Дланей вновь сидели в секрете, как и несколько дней тому назад. Утомленные бесконечными поисками уже остывших следов, они бдили по очереди, один бодрствовал, другой отсыпался. Однако сейчас не спали оба. Младший, чья очередь дежурить была следующей, слегка поерзал, но все же спросил:
– Почему мы ничего не сделали?
Второй воин, старше почти вдвое, но нисколько не погрузневший и опасный поболее младшего, ответил:
– Воля Нирра. Златовласый приказал наблюдать и запоминать.
– И что теперь будет?
– Да ничего. Всю пятерку крепко обругают, тебя и меня вообще пропесочат с золой, а потом отправят на новое задание. Безымянный впишет пару строк в наши дела… и все. Ордену нынче не до жира, каждый брат на счету, тем более Длани.
– Но что будет с этим – странным магом?
– Ты слишком много болтаешь. Тебя поставили подсматривать, а ты подслушиваешь. На это есть другие… люди.
Младший недовольно засопел, но ничего более не произнес. Старший же поднес левую руку к глазам и несколько мгновений вглядывался, как исчезает крохотная черная точка под ногтем большого пальца – точно такая же, как и у его товарища.
Я возвращался назад. Правы были учителя, когда-то заставлявшие двигаться, не обращая внимания на красный туман в глазах и непроизвольные стоны изможденного тела. Только предельное напряжение сил позволяет раздвинуть горизонты возможностей, только стремление подняться над собой приводит к росту – и, похоже, позавчера я достиг новой ступени. Тогда я кое-как отмахал пару десятков километров и, совершенно обессиленный, завалился в какую-то расселину в скалах. Огня не разводил, доел всухомятку последние крошки и заснул мертвым сном. А в середине ночи проснулся от нахлынувшего потрясающего ощущения. То, о чем говорила Дарзин, обрело ясность. Ее собратья по профессии называли это состояние Безбарьерным Нюхом. Это было невероятно! Вот, значит, как нюхачи воспринимают мир… Словно с меня содрали кожу и я каждым живым обнаженным нервом чувствовал, как копошится мышиное семейство в хвое под деревом, как могучие корни тянут холодную влагу из глубин и поднимают ее по стволу – с тем, чтобы ярче зеленела крона и скорее наливались крупные шишки. Как бесшумно расступается воздух под крыльями неспешно плывущей совы, как режут его хаотично пляшущие тени летучих мышей, как осыпаются мелкие камешки под лапой неосторожного молодого волка, как беспокойно крутит рогатыми головами стадо пятнистых диких лайде… Это было гораздо, гораздо больше, чем