— А где мама? — спросила Юля вместо приветствия.
— В больнице твоя мама, — опережая Виригина, ответил Любимов. — Довели вы ее…
Они с Роговым прибыли к другу по своей инициативе. Выслушав неловкую брехню Макса про какого-то дурацкого соседа-инвалида (уж кто-кто, а Василий с Жорой знали Виригина вдоль и поперек), они сделали вид, что поверили, а потом предприняли стремительное служебное расследование. Семена — тоже ведь не хухры-мухры, а боевой товарищ — расколоть особого труда не составило. Он лишь сожалел, что не может, по семейным обстоятельствам, присоединиться к делегации. Затарились в ближайшей «Пятерочке» и двинули в гости — без звонка.
— Садись, Юлия Максимовна, — предложил Любимов.
Юля присела.
— В больнице?..
— Сердечный приступ. А ты думала — игрушки все? Выпьешь с нами? — спросил Любимов.
Юля посмотрела на отца. Виригин сидел мрачный, никак не реагировал.
— А давайте, — решилась она.
— Наш человек, — одобрил Рогов и разлил коньяк в рюмки.
Чокнулись. Юля выпила залпом. Коньяк оказался не такой противный на вкус, как в прошлый раз, в парке на Крестовском… Отдает, конечно, бытовой химией, но в целом пить можно. И тепло приятное разлилось по телу. Стало легче. Интересно, как там Антон…
Юля оглядела скудный стол. Предложила:
— Может, приготовить что-нибудь?
— У нас все хорошо, Юлия Максимовна, — ответил Любимов, отправляя в рот кусок колбасы. — А вот у тебя не очень. Так что рассказывай…
— Что рассказывать?..
— Да все, — сказал Рогов.
И Юля все рассказала. О том, как встретила, сдав документы на факультет, маму с неприятным типом в бородке. О том, как предпочла на сочинении малопонятный буддизм Пушкину, и чем это закончилось. О мамином признании. О трех тысячах евро (на этом моменте Рогов ее перебил, вновь озадачившись вопросом о презрении к заслуженным североамериканским баксам, и успокоился лишь, услышав про «культурную столицу»). О расследовании, которое они предприняли с Антоном. Об обнаружении мошенника в «Мухе», о слежке. Об отцовском сейфе и пистолете.
Ну и, конечно, о том, что произошло вчера днем на Мойке, в двухстах метрах от смертного одра Александра Сергеевича.
— Ну, чего, — прокомментировал Любимов. — Картина ясна. Наливай, Василий Иваныч.
— И где сейчас твой Антон? — нервно спросил молчавший доселе Виригин.
— Дома сидит. Можно его позвать. Позвать?
— Не надо пока, — отказался отец. — Дураков здесь и так хватает.
— Пап, что ему будет?..
— Что… Под суд пойдет, — ответил Максим скорее в воспитательных целях. Было понятно, что если кому идти под суд — то, скорее, ему самому.