Еще и репродуктор на столбе. И связь матюгальная, и «воздушная тревога», и музыку еще крутят. Причем, что интересно, иногда нашу, то есть из нашего времени!
Синее море, только море за кормой.
Синее море, и далек он, путь домой.
Там, за туманами, вечными пьяными,
Там, за туманами, берег наш родной.
Там, за туманами, вечными пьяными,
Там, за туманами, берег наш родной.
Шепчутся волны, и вздыхают, и ревут,
Но не поймут они, чудные, не поймут:
Там, за туманами, вечными пьяными,
Там, за туманами, любят нас и ждут.
Там, за туманами, вечными пьяными,
Там, за туманами, любят нас и ждут.
Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт,
Верит и ждет земля родных своих ребят,
Там, за туманами, вечными пьяными,
Там, за туманами, жены их не спят.
Там, за туманами, вечными пьяными
Там, за туманами, жены их не спят.
Правда, морякам эта песня не понравилась. «Мы вернемся, мы, конечно, доплывем»… Никогда не скажет так флотский. «Мы не плаваем, а ходим». А вот тем, кто на берегу, понравилось очень.
Или — вот когда успели! — прямо на тему недавних наших «подвигов». Голос самого Утесова на мелодию песни «Все хорошо, прекрасная маркиза»: доклад немецких адмиралов фюреру. Начинается с того, что «Все хорошо, наш грозный фюрер, вот только на каком-то корабле старый кранец потеряли», затем по нарастающей, и в конце:
И был наш флот, в Норвежском море
Советским флотом окружен.
Эсминец скрылся под водой,
Сперва один, затем другой.
Чтоб смерить моря глубину,
И крейсер наш пошел ко дну.
И страх такой у всех там был,
Что линкор «Тирпиц» флаг спустил.
А сам герр Шнивинд, адмирал,
Один на катере удрал.
Но далеко не убежал,
А прямо к русским в плен попал.
Такой великий был аврал,
Что кто-то кранец потерял.
А в остальном, великий фюрер,
Все хорошо, все хорошо.
Слова, конечно, кривоватые, видно, что наскоро сочиняли, пока память свежая. Но, опять же, пошло все на «ура».
Во! А что там сейчас?
Молодой есаул, уходил воевать.
На проклятье отца, и молчание брата
Он ответил: «Так надо, но вам не понять…» —
Тихо обнял жену и добавил: «Так надо!»
Оп-па, а это что еще такое? Или предки настолько впечатлились, что стали уже откровенно контрреволюционное крутить? Как там дальше у Талькова было?
Он вскочил на коня, проскакал полверсты,
Но когда проезжал близ речного затона,
Вот звенят на груди ордена и кресты,
И горят на плечах золотые погоны.
Ветер сильно подул, вздыбил водную гладь,
Зашумела листва, встрепенулась природа.
И услышал казак: «Ты идешь воевать,
За помещичью власть со своим же народом».
Он встряхнул головой, и молитву прочел,
И коню до костей шпоры врезал с досады.