Старик Иван Хропов, обходя людей, брызгал им в лица разведенным спиртом, не замечая, как у самого потоками льются слезы, и приговаривал:
— Миленькие вы мои! Страдальцы!
Партизаны стояли молча, держа в поводу коней, хмуро глядя себе в ноги. Петр Хропов сидел на пне, чуть в стороне. В нем все застыло. Бородатое лицо казалось высеченным из гранита. Только глаза… только глаза перебегали с партизан на людей, лежащих на поляне, с людей — на гитлеровских солдат и офицера. На офицере глаза задерживались дольше, жалили его. Тот нервничал, дрыгал ногами… И Петр Хропов, показывая на мертвых, сказал:
— Это миру несешь?
Офицер все надувался, как пузырь, и вдруг прикрикнул на своего солдата, и тот кинулся к нему, начал поправлять на нем шинель. Яня пнул ногой солдата, сказал:
— Эко как тебя приучили пятки лизать.
Это послужило сигналом — партизаны закричали, обращаясь к Петру Хропову:
— Кончать надо.
— С ума сведут смотрины такие.
Петр Хропов поднялся, подозвал Яню Резанова.
— Отдели этих псов от офицерика и кокни вон там — в лесочке, чтобы офицерик видел.
Яня Резанов отвел карателей в сторону, смахнул с плеча автомат и пустил очередь, затем спокойным шагом подошел к Петру Хропову, доложил:
— Сделано.
— Зря.
— Жалко?
— Пули жалко. По одной на каждого бы хватило, — ответил Петр Хропов и глянул на офицера.
Офицер, прищурив глаза, посмотрел на трупы солдат и еле слышно прищелкнул языком.
В это время очнулся Пауль Леблан. Вскочив, он недоуменно, затуманенными глазами посмотрел во все стороны, как смотрит человек после длительной тяжелой болезни, еще никого не узнавая. Да его и самого невозможно было сразу узнать: рыжая щетина бороды походила на ламповый ерш, впалые щеки, как две вмятины. Весь он был в грязи, тине. Посмотрев вокруг затуманенными глазами, ничего не понимая, он принялся будить Чебурашкина, разыгрывая из себя немца.
— Чепурашкин! Чепурашкин!
Яня Резанов первый шагнул к нему, выворачивая пятки длинных, в посконных штанах, ног… и вдруг, подхватив на руки, как ребенка, начал подбрасывать его, кувыркая в воздухе, выкрикивая:
— Васька! Васенька-светик!
— Яня! — придя в себя, вскрикнул Пауль Леблан.
Партизаны было кинулись к нему, но Петр Хропов движением руки остановил всех. Сдерживая простую человеческую радость, сказал:
— Здравствуй, Вася!
— Здравствуй, Петр Иванович, — на русском, поволжски окая, ответил Вася.
— Это тот? Кох? — Петр Хропов кивнул на офицера.
— Нет, Кох убит. А это — новый каратель.
— Значит, выполнил задание?
— Не я убил. А вот она. — Вася показал на Татьяну. — Опередила меня. — Он чуть подождал и с тоской добавил: — Ермолай Агапов погиб: Кох отрезал ему язык. Погиб и Савелий Раков: поджег фашистов в своей избе и сам сгорел.