«И как я ему скажу? Ведь он еще такой слабый», — Ивану Ивановичу страшно захотелось обнять его и приласкать, как он сделал бы это со своим больным сыном. — Здравствуйте, дорогой мой шеф, — заговорил он дрожащим голосом.
Лукин тоже неотрывно смотрел на странно изменившееся лицо Николая Кораблева и, здороваясь, подумал: «А не рано ли он выписывается?» — но, чтобы поддержать настроение больного, сказал:
— Хорошо выглядите, Николай Степанович.
Альтман выскочил из машины и, тряся обе руки Николая Кораблева, бросая игривый взгляд на сестер, воскликнул:
— Отлично! Отлично выглядите, Николай Степанович! Да разве при таких грациях можно болеть? — он кивнул на сестер, и те звонко рассмеялись, хором заявляя:
— Жалко, увозите его от нас.
— У нас редко бывают такие больные.
— Ну, ну! Вы еще скажете, почаще бы вам таких больных, — Альтман игриво подмигнул сестрам и открыл дверцу машины. — Прошу, Николай Степанович.
Николай Кораблев был рад, что за ним приехали его друзья, и хотел было улыбнуться им, но из этого ничего не вышло, и он, еще больше косолапя, пошел к машине, сел рядом с шофером, повернулся к Ивану Ивановичу, намереваясь его о чем-то спросить, но того отвел в сторону доктор-знаменитость — человек низенький, кругленький, как нежинский огурчик. Приперев Ивана Ивановича к каменной стене подъезда, он что-то начал ему быстро нашептывать.
Иван Иванович вдруг рассвирепел.
— Да что я вам, нянька, что ль? — и пошел к машине, а за ним, как шарик, покатился доктор-знаменитость.
— Минутку! Минутку! Еще одну минутку, — говорил он, намереваясь снова отвести в сторону Ивана Ивановича.
Но в эту секунду Николай Кораблев, глядя в лицо Ивана Ивановича, как смотрит тяжелобольной в лицо доктора, спросил:
— Как дела, Иван Иванович? Вся душа у меня тут изболелась. Вы ведь даже сводку мне не присылали. Или не знаете, что это жестоко? Жестоко.
Иван Иванович быстро повернулся к доктору-знаменитости и гневно развел руками, как бы говоря тому: «Видите, или вы, кроме медицины, ничего не понимаете?» Затем что-то промычал, откашлялся, сел в машину, полагая, что, пока шофер заводит мотор, пока в суматохе все усаживаются, Николай Кораблев забудет про свой вопрос. Но тот упрямо повторил:
— Дела как? Почему молчите?
«Да. Без вас было трудно, — решил было сказать Иван Иванович, но тут же обругал себя. — Чушь. Ложь. Скажу прямо. Пускай проснется в нем бес, а я тут, честное слово, ни при чем», — и, отвернувшись, сердито кинул:
— Хорошо. Отлично.
У Николая Кораблева в глубине потускневших глаз дрогнули искорки. Взяв за руку Ивана Ивановича, он притянул его к себе и от волнения почти шепотом сказал: