– Но это же несправедливо! – горячо воскликнула Друзилла. – Завтра ровно месяц, как я служу у вас, не можете же вы выгнать меня из дому без единого пенса в кармане!
Леди Уолден холодно отвернулась.
– Его светлость рассказал мне, как вы докучали ему своими приставаниями, как вы не давали ему прохода. Я считаю себя совершенно свободной от всех обязательств в отношении вас, мисс Морли.
– Его светлость так сказал? – выдавила из себя Друзилла.
– Мне кажется, мисс Морли, – продолжала леди Уолден, – что вы не обладаете ни внешностью, ни способностями, необходимыми для того, чтобы воспитывать детей из дворянской семьи. Я посоветовала бы вам поискать такую работу, где вам не пришлось бы общаться с дамами моего круга или с их детьми.
Друзилла была слишком потрясена, чтобы отвечать. И прежде чем она смогла заговорить, леди Уолден сказала:
– Это все, мисс Морли. Наша беседа окончена.
Друзилла вышла из комнаты, чувствуя себя скорее оскорбленной, чем униженной. Она шла по коридору, глаза ее сверкали от гнева, она с трудом сдерживала ярость, но внезапно ей пришло в голову, что она осталась без средств к существованию.
Она вошла в спальню и обнаружила, что детей там нет. Очевидно, их отправили на прогулку с одной из горничных.
Ее дешевенький чемодан стоял посреди комнаты, а на столе ее ждало письмо.
Еще не открыв его, Друзилла уже знала, что в нем найдет. На листе плотной бумаги, украшенной монограммой, было написано всего несколько слов сильным, твердым почерком.
«Отправляйтесь по адресу: 27, Лавендер-Лейн, Риджентс-Парк».
В конверте лежал соверен. Она сразу же поняла, для чего лорд Уолден нажаловался на нее.
Он отлично знал, в каком она была положении, когда пришла к ним в дом. Она сама призналась, что у нее нет никаких рекомендаций, что с прежних мест ее либо увольняли, либо она вынуждена была уходить сама. Она была глубоко признательна леди Уолден, когда та согласилась взять ее на должность гувернантки к своим детям.
«Он полон решимости заполучить меня», – сказала она себе.
Пусть прошлой ночью он потерпел неудачу – но то, что он был так близок к победе, лишь подстегнуло его.
Первым ее порывом было отнести записку и соверен леди Уолден, но она отбросила эту мысль, понимая, что это ничего не даст. Ее все равно уволят, и она окажется на улице, не имея ни гроша за душой.
Она посмотрела на себя в зеркало и прокляла собственную красоту. Она понимала, что, даже несмотря на гладкую суровую прическу, уродливые очки в стальной оправе и поношенное коричневое ситцевое платье, было в ее внешности нечто, что привлекало мужчин, особенно таких, как лорд Уолден.