Теперь уже все судно жадно следило за происходящим. Офицеры и электрики взобрались на капитанский мостик, а команда толпилась в проходах на палубе. Хардмут сбегал даже вниз за своей камерой, чтобы сфотографировать первый момент извлечения добычи.
Что касается самого Брейма, то он не обращал ровно никакого внимания на публику кругом себя. Ему было решительно безразлично, был ли на капитанском мостике кто-нибудь из тех, кого он знал и ценил, или никого не было, он всей душой и всеми помыслами ушел в эту борьбу с добычей и жил только этим.
Однако, по виду это, в сущности, мало походило на борьбу, не было ни возбуждения, ни суматохи, все ограничивалось только тем, что напряжение каната или медленно увеличивали, усиливая работу барабана, или же ослабляли, прекращая на время движение машины.
А с динамометром случилось что-то неладное. От непривычки ли к сильному напряжению или к такому неровному обхождению с ним, или от чего другого, но только он окончательно сдал, и стрелка его показывала на максимум даже тогда, когда канат был совсем ослаблен.
V. Чудовище из глубины глубин
До заката оставалось всего каких-нибудь полчаса, когда Брейму удалось, наконец, выгнать свою добычу на расстояние четверти мили от поверхности воды. По крайней мере, он сам так думал.
Опущено было каната на одну милю длиной, а добыча, по его предположениям, находилась в трех четвертях мили от судна, считая это расстояние по поверхности моря.
При этом в своих вычислениях он принимал во внимание и глубину моря в данном месте, и весь тот канат, что не был натянут, и угол выпущенного каната с поверхностью воды, или, другими словами, направление между точкой отхождения каната от носа судна и тем пунктом, где он входил в воду. Но если добыча и была, действительно, всего на четверть мили под уровнем моря, то и до заката ведь оставалось всего полчаса. Восхода же луны раньше наступления полной темноты ждать было нечего. А разве не будет жалеть весь мир, если великое «Невиданное» извергнемся из моря под покровом тьмы! Да, кроме всего прочего, это могло быть даже и не совсем безопасным.
Хардмута это, волновало еще больше, чем самого Брейма. Он ждал со своей мерой наготове. Хардмут — страстный фотограф, а не только корабельный враль и насмешник, а это, всякий понимает, кое-что да значит.
Нижний край солнечного диска уже коснулся линии моря, когда великое событие свершилось. Прямо на востоке от судна и в одной миле расстояния от носовой части штирборта вода вдруг всколыхнулась.
— Смотрите! — вскрикнул Брейм.
Над морем поднялся какой-то рог, какая-то темная колонна, заостренная вверху, живая, но, словно червь, безглазая. Он поднялся, упорно вздымаемый какой-то силой, поднялся и стоял, подобно рогу Иблиса