Мы подъезжаем к полицейскому управлению, меня вводят в кабинет какого-то чиновника.
— Кто к вам приезжал четырнадцатого и куда вы с этим лицом ездили?
Я заявляю, что отказываюсь отвечать, пока меня не посетит представитель германского консульства.
— Но ведь вы эмигрант?
— Я был и остаюсь германским подданным. Я прошу передать консулу, чтобы он запросил обо мне посольство в Париже.
— Значит, вы отказываетесь отвечать на вопросы?
— Я настаиваю на свидании с консулом.
Я сижу в камере полицейского управления. В первый раз в жизни пришлось мне познакомиться этим учреждением, к которому я никогда не питал симпатий. Здесь отвратительно кормят, твердо лежать, а главное — чертовски скучно. Днем койка опускается и можно сидеть только на низком узком табурете. Всю ночь горит свет, из-за этого плохо сплю.
Я все же не теряю надежды. Я уверен, что все будет ликвидировано по-келейному — меня просто вышлют в Германию. Мои берлинские друзья заинтересованы в том, чтобы меня выручить. Они сумеют нажать на кого следует. Одновременно я все же готовлю версию для следователя. Сказать, что я ни о чем не имею представления, — немыслимо. Меня, несомненно, видели с Арнольдом и знают, что мы сели в такси.
Можно сказать, что Арнольд приехал ко мне и просил подвезти его до границы. Я решил, что он собирается нелегально попасть в Германию. Меня поэтому не удивило, что он недалеко от границы встретился с каким-то типом.
Нет, это очень дешево и неубедительно. Ведь Арнольд в своем письме недвусмысленно обвиняет меня в похищении его. Никто не поверит, Штеффен, твоей версии.
Можно рассказать почти все, как было, но изобразить себя такой же жертвой, как Арнольд, которой, однако, удалось убежать.
Почему же тогда я сидел в Базеле три дня и молчал? Все это никуда не годится. Я, действительно, перехитрил себя. Я правильно поступил, отказавшись отвечать, без помощи из Берлина я не выкарабкаюсь.
Проходят четыре дня. Меня вновь ведут в кабинет, где я уже раз был, на этот раз он выглядит не так мрачно, очевидно, по сравнению с моей камерой.
— Ну, что же, господин Штеффен, вы все еще отказываетесь отвечать на вопросы?
— Я уже заявлял, что жду представителя моего консульства.
— Ах вот оно что! Прочтите, господин Штеффен, в таком случае письмо вашего консула.
Я беру в руки лист бумаги с бланком «Германская империя» и жадно читаю.
Мною овладевает бешенство. Оказывается, германскому консульству Карл Штеффен лично неизвестен, он лишен германского подданства, как аморальный субъект.
— Вы удовлетворены, господин Штеффен, ответом вашего консульства?