Последним предметом, показанным мне стариком, явился урано-радиоаппарат, при помощи которого стратостат всегда поддерживает связь с землей и который может быть использован для отправки радиограмм на ультракороткой волне, принимаемых всеми станциями мира. Я по интуиции сообразил, что не должен объяснять старику назначение этого прибора, так как мне показалось, что он не потерпел повреждений при падении.
Старик, видимо, был разочарован результатами моих объяснений, так как презрительно плюнул. Вслед за этим он сказал:
— Ну, что ж, я попробую тебя спасти. В крайнем случае придется тебя сделать бесплодным.
Я сначала не понял смысла этих слов, потом, однако, вспомнил о применявшейся несколько столетий назад стерилизации, являвшейся основой расовой политики, проводившейся фашизмом. Эта перспектива меня мало обрадовала, и я решил вырваться на свободу как можно скорее. Я, правда, не представлял себе тогда, куда я попал и в чьих руках нахожусь.
Я решил, однако, воспользоваться словоохотливостью Зигфрида и спросил его, кто такие арийцы, о которых он все время говорит.
— Слушай, чужеземец, — торжественным тоном начал старик: — Много веков тому назад наши предки правили великой страной и хотели завоевать весь мир, потом, однако, победили низшие расы, и вождь арийцев посадил четыреста лучших арийцев и столько же ариек на большую лодку, которая, как говорят старики, сама двигалась по воде. Они плыли сорок дней и сорок ночей, пока пристали к берегу нашего великого острова, приготовленного для них богами. Эта лодка была сожжена, и наши вожди завещали нам не строить больше лодок, чтобы никто не мог покинуть остров и привезти сюда людей низшей расы. Наши боги охраняют здесь наше племя, и мы выращиваем здесь чистокровных арийцев, выполняя волю приведшего нас сюда вождя.
Я не выдержал и заметил Зигфриду, что он очень мало похож на тот человеческий тип, который в прежнюю эпоху назывался арийским. Я несомненно больше похож на арийца, хотя в моих жилах утечет кровь самых разнообразных рас и народов. Старик вместо ответа пробормотал какое-то ругательство, смысл которого я так и не понял.
Я решил прекратить дальнейшие расспросы, видя, что имею дело с непостижимо грубым человеком. Чувствуя сильный голод, я попросил у моего тюремщика чего-либо поесть. Тот сначала извлек из кармана своего халата две лепешки грязного вида, но потом раздумал, и лепешки вновь вернулись в карман.
— Завтра состоится великое судилище, и оно решит твою судьбу. Если тебе в полночь отрубят голову, то все, что ты съешь, напрасно пропадет; если же ты останешься жив, то сможешь нажраться сразу за два дня.