Дариус взялся за рукоять, отвел руку за спину, примериваясь к броску, и тут же отказался от своего намерения. Грейсиль обязательно увидит новую отметину от вонзившегося ножа. Она ничего не скажет, но так выразительно посмотрит на него и покачает головой… А вот подправить лезвие следовало бы. Так, сначала добиться на режущей кромке с обеих сторон заусенцев, затем подправить мелким оселком. Металл, пошедший на метательный нож мягкий, но зато правился легко. Достигнув на режущей кромке черной тончайшей полоски, такой тонкой, что даже свет на ней не отражается, Дариус несколько раз провел по лезвию тканью, слегка пропитанной жиром, после чего вставил его обратно в ножны.
Скрипнула дверь, пропуская матушку Грейсиль, высокую полную женщину, которую, несмотря на ее возраст, трудно еще назвать старухой. Грейсиль прошла к полке, заставленной парадной посудой, что-то там поправила, звякнув кувшином о глубокую чашу с незатейливым орнаментом на ее боках, зачем-то передвинув его в сторону, затем поинтересовалась:
— Скажи, Дариус, а отказаться ты не мог?
Не женское это дело — лезть в дела мужчин, но слишком уж с озабоченным лицом он тогда вернулся, хотя и пытался это скрыть.
— Все будет хорошо, матушка Грейсиль. Да и сколько можно дома сидеть? — Попытался отшутиться Дариус. — А сено для Тельды найдем, если сам не успею накосить, куплю. Или Роя попрошу, чтобы накосил.
Грейсиль вздохнула, и задала новый вопрос:
— Когда думаешь вернуться?
— К следующему сенокосу точно буду.
Грейсиль вздохнула еще раз, но промолчала.
'Быстрее бы уж Дариус женился, — хмурилась она, замешивая тесто для лепешек. — Сначала мужа ждала, потом сына, теперь вот Дара ждать приходится. Женится — невестку в дом приведет, все не одной уже. Детишек они нарожают, и будет все как у людей. А то иногда вечерами выть хочется от одиночества. И все ждешь, ждешь, ждешь, прислушиваясь к каждому звуку за окном. Так и жизнь вся пройдет в ожидании'.
'Смог бы — обязательно отказался, матушка Грейсиль, — размышлял Дариус, снимая со стены висевшие на деревянном колышке ножны с саблей. — Но не получилось'.
Дариус сознательно оставил саблю напоследок. И сейчас, вынув из ножен блестящее, слегка изогнутое лезвие, он несколько мгновений им любовался. Казалось бы, пора уже привыкнуть, сабля у него уже долгие восемь лет, но каждый раз извлекая клинок из ножен, у него перехватывало дух. Сабля досталась ему трофеем от рук первого убитого им врага, долузсца. Тогда, восемь лет назад, после боя с долузсцами, в котором они умудрились победить, люди из котерии Сторна настаивали на том, чтобы сабля была продана, а деньги разделены между всеми, слишком дорого она смотрелась. Но Сторн настоял на том, чтобы сабля досталась Дариусу, особо упирая на то, что тот лично убил долузсца, убил в четырнадцать лет, и это говорит о многом. Став обладателем этого сокровища Дариус поменял ножны на более скромные, и еще он сменил рукоять, прежняя оказалась ему толстовата. Ножны же смотрелись слишком дорого, и слишком бросались в глаза, такие ножны впору иметь какому-нибудь барону или даже графу.