Мароха всегда изображали могучим воином с грозным выражением лица и с огромным двухлезвийным топором в руках. Лиона была другой — стройной красивой девушкой, с озорным выражением лица и веселой улыбкой, как будто бы говорящей: сегодня я здесь и ты мне очень нравишься, а завтра… завтра я могу исчезнуть надолго, совершенно позабыв о тебе.
'Не забудь обо мне, красавица', – прошептал он, выбирая мгновение для броска.
'Хорошо, варисурги не воины, нутром чующие, что к ним подбирается смерть', – думал Дариус, собираясь с решимостью перед атакой.
Все, пора! Трое варисургов смотрели в противоположную от него сторону, а четвертый… Четвертому сейчас ни до чего другого, кроме скрутившей его боли и мыслей о том, выживет ли он, или, промучившись несколько дней, предстанет перед своим богом.
Двумя прыжками Дариус оказался за спиной двух ближних к нему варисургов. Враги были без доспехов, и поэтому дело решала не сила, быстрота.
Кинжал, зажатый Дариусом в правой руке обратным хватом, вошел сверху в левое плечо варисурга на удивление легко, рассекая на пути подключичную артерию. Продолжая движение, Дариус вонзил все еще стоявшему к нему спиной второму варисургу засапожный нож в бок, под ребра, туда находится печень. Это надежно и теперь оставался всего один. Тот, что находился от него дальше всех.
Варисург резко обернулся на звуки убийств, доносящиеся из-за его спины, выставив перед собой арбалет. Но выставив нелепо, не направив его во внезапно появившегося врага, а держа поперек на вытянутых руках, как будто защищаясь от удара. Дариус громко рыкнул на него, хищно оскалив зубы, опасаясь, что от волнения сорвется голос. И противник, вместо того, чтобы использовать арбалет по назначению, отпрянул назад, на миг потеряв равновесие.
Этого оказалось достаточно. Рывок вперед, удар в приоткрывшуюся грудь, и сползающее на землю тело. Нож вошел неудачно, застряв в костях уже мертвого арбалетчика, и Дариус, выпустив его, крутнулся на месте, разворачиваясь к последнему варисургу, раненному стрелой в живот. Бывает всякое, так что лучше поостеречься. Нет, тот продолжал лежать неподвижно и даже крепко зажмурил глаза, как будто бы это могло спасти ему жизнь. Но оставлять его в живых было нельзя.
Дариус отлично помнил слова Сторна, сказанные ему давным-давно как раз по такому поводу: