— Элика, мы завтра встретимся?
— Зачем, Дариус, чтобы через день расстаться навсегда? — и попыталась освободиться.
Дариус мягко, но решительно удержал ее руку в своей:
— Знаешь, Элика, ты мне, наверное, не поверишь, но я не хочу с тобой расставаться, не хочу и все. Я понимаю, что нам придется уйти из Лоринта, я все понимаю, но все равно не хочу, совсем не хочу.
Элика уже подошла к дверям, взявшись за ее ручку, затем вернулась, приподнялась на носках и поцеловала Дариуса в щеку. После чего ловко увернулась от его рук, и исчезла за дверьми.
Дариус еще долго стоял, прижав ладонь к щеке, словно боясь того, что он уберет руку и поцелуй исчезнет.
Потом пошел посередине улицы, вспоминая подробности встречи с Эликой и жалея о том, как много ему хотелось ей сказать, и как мало получилось.
Дождь уже разошелся не на шутку, заставив его ускорить шаг до быстрого, а затем и вовсе побежать.
На полпути к отведённому ему и его людям дому Дариуса догнал Ториан. Ториан хохотнув, пожаловался, что у сеновала крыша здорово протекает, хотя дело к самому сенокосу, и потому им с Миаллой пришлось расстаться значительно раньше, чем они на то рассчитывали.
Едва они успели растянуться на лежанках, как за окном стих шум дождя. Ториан ругнулся злым шепотком, а Дариус тяжело вздохнул — и стоило ли дождю начинаться вообще?
Проснувшийся Галуг невинно поинтересовался: чего это Ториан такой злой пришел? Уж не из-за того ли, что нужных волос не успел насобирать?
На что Ториан пообещал оторвать утром ему уже не руку, а язык. Причем удачно так совпало, заявил он, что лекарю Солу требуется человеческий язык для снадобья, чтобы поскорее поднять Тацира на ноги. И таким образом он, Ториан, сразу два добрых дела сделает.
Невидимый в темноте Бист, как оказалось, тоже не спавший, серьезным голосом подтвердил, что о снадобье из человеческого языка он знает.
— На моей родине, — с легкой грустью сказал он, а Бист всегда говорил с грустью, когда вспоминал о родине, все давно уже это заметили, — перед казнью всегда вырывают язык, потому что у трупа он теряет все свои лечебные свойства.
Затем оба они в полный голос заржали, потому что Галуг внезапно начал похрапывать, якобы уже спит. Угомонились они только после того, как Галуг упорно молчал в ответ на их вопросы. Ториан даже предположил, что Луга сам себе язык откусил, из вредности, чтобы он на лекарство не пошел.
Дариусу все не спалось, и он, глядя в потолок, раз за разом вспоминал подробности встречи с Эликой.
Вспоминал свои слова, то, что она ему отвечала, как при этом на него посмотрела. Сейчас Дариус жалел о том, что так и не решился ее поцеловать.