Водовозовъ & сынъ (Козловский) - страница 21

Этот человек, хоть сегодняшний -- явно годящийся в колоду -- носитель странного, непривычного имени, понравился мне с первого взглядавнутренней своей силою, индивидуальностью, угадываемым талантом, понравился, хоть и немало смутил почти базаровскими грубостью и независимостью -- качествами, небывалыми в моих знакомых. По мере того, как шло время, я все яснее понимал, что Водовозов не позвонит, что рукопись, которая умалчивает о трагической судьбе деда, обрывает -- пусть по авторскому незнанию -- это не аргумент! -жизнь отцанадобрые сорок пять лет раньше срока, -- нанедобрые, настрашные сорок пять лет -- такая рукопись понравиться Волку не может -- и я отправил длинное покаянно-объяснительное письмо, после которого он позвонил, мы встретились, потом встретились еще и еще и в конце концов стали приятелями.

Время массовых песен и ИванаДенисовича, время, когдапоявлялись то в ЫНовом Миреы, то в ЫМосквеы мемуары репрессированно-реабилитированных партийцев -смутное это время давно миновалось, и надеяться выпустить другую, правдивую книгу о Водовозовых (хотя и в существующей не содержалось намеренной лжи), но, скажем: книгу с полною информацией -- надеяться выпустить такую книгу было нелепо, но я все-таки пообещал себе и Волку ее написать. Зачем? чтобы издать ее там? Для кого? Nonsens! Но -- пообещал и стал добирать материалы, долгие вечерапросиживая с Волком наего кухоньке, и, благодаря удивительной, тихой его супруге Марии, разговоры наши обставлялись не голым, плохо заваренным грузинским чаем, как в большинстве московских домов, аи всякими доисторическими излишествами в виде изумительно вкусных пирожков, расстегаев, блинчиков с разнообразными начинками и всего такого прочего.

Книга, понятно, осталась в мечтах, даи ЫРусский автомобильы вышел в сильно пощипанном виде, и я поначалу опасался, как бы Волк не заговорил обо всем этом; но он не заговаривал, и молчание его, вместо ожиданного облегчения, селило во мне досаду намоего приятеля, грусть по той, первой, искренней грубости, которой теперь он себе со мною не позволял. 11. ВОДОВОЗОВ С тех пор, как в обмен натребуемую ОВИРом характеристику с местаработы у меня взяли заявление об увольнении по собственному желанию, и я, ткнувшись туда-сюда, понял, что обойти всеведущий Первый Отдел и устроиться нановое место, налюбое, не так-то легко, тем более, что и с него со временем потребуют справку -- я стал искать другие формы заработка. Я заезжал по вечерам и выходным в гаражные кооперативы и помогал кому перебрать движок, кому отрегулировать карбюратор или прокачать тормоза, кому еще чего-нибудь -- и получал завыходной от червонцадо сотни -- когдакак потрафится, но в сумме неизменно значительно больше, чем нагосударственной службе. Кроме того, пользуясь дефицитом такси после полуночи, я развозил по городу публику, собирая трояки и пятерки. Однако, такая сравнительно обеспеченная жизнь тянулась недолго: в гаражах сталанеожиданно появляться милиция, проверяладокументы, запугивалаОБХССом, грозилась привлечь затунеядство и нетрудовые доходы; ГАИшники все чаще останавливали, когдая кого-нибудь вез, штрафовали незнамо зачто, кололи дыры в талоне, пугали, что конфискуют логово, и конфисковали б, располагай доказательствами Ыиспользования личного транспортного средствав целях наживыы, но я никогдане торговался с пассажирами, не заговаривал о деньгах, не довезя до места, даи тогда, впрочем, не заговаривал и уезжал порою ни с чем. Однажды логово остановил мужичок, подчеркнуто непримечательный, и спросил, сколько будет в Теплый Стан. Нисколько, ответил я, носом почуя в мужичке провокатора. Нисколько. Мне тудане по пути. А было б по пути -- подвез бы бесплатно. Словом, меня обкладывали, и, опасаясь потери логоваи прочих неприятностей, я притих, и денег почти не стало. То есть, натурально не стало: не стало набензин, не стало начто есть. Меня до нервического смешкапоражало, как много сил и времени тратит огромное это государство намелкую месть тем, кто рискнул выйти из его подчинения, как по-детски, по-женски оно обидчиво, невеликодушно, однако, смехом сыт не будешь, особенно нервическим, и я все чаще брал в долг у Крившина -- единственного человека, не считая нищей Маши, к которому мог обратиться. Но нельзя же бесконечно брать в долг, даже твердо рассчитывая возместить все логовом и посылками из Штатов, тем более, что и Крившин был богат весьмаотносительно и уже имел мелкие неприятности, так сказать: предчувствие неприятностей -- оттого, что приютил меня: почти год я бесплатно жил наего даче -- нельзя!