, V, 56-57). В новой поэме о Петре поэт далее, вспоминая Полтавский бой — опаснейший момент петровского царствования, обращается к монументу Полтавского победителя, «Кумиру» на бронзовом коне:
О мощный властелин судьбы,
Не так ли ты над самой бездной,
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
В черновике размышления царя Александра продолжаются. Глядя «На злое бедствие», он думает:
Тако́ва
Давно не ведал град Петров
От лета семьдесят седьмого —
т. е. со времени наводнения, бывшего 10 сентября 1777 г., почти столь же сильного по подъему воды, но еще более бедственного по причиненным разрушениям и количеству жертв. И дальше, уже о себе, о том, что его рождение (12 декабря 1777 г.) почти совпало с этим наводнением:
Тогда еще Екатерина
(Вчера была ей годовщина)
461Была жива — и Павлу сына
В тот год Всевышний даровал
[Порфирородного младенца]
И гимн младен<цу>
Бряцал Держав<ин>
Эти стихи, однако, не вошли в первую беловую рукопись (БА). В черновой непосредственно после воспоминаний царя о наводнении 1777 г., которое можно, очевидно, воспринимать в таком контексте как предвестие несчастий для будущего царствования «порфирородного младенца», следуют наброски, примыкающие к отрывку о размышлениях царя при виде наводнения с балкона Зимнего дворца: царь посылает для спасения погибающих своих генералов Милорадовича и Бенкендорфа — эпизод, широко известный и распространенный в печати. Впрочем, у Булгарина — Берха назван один граф Милорадович, который отправился на катере по Морской улице по собственной инициативе и независимо от царского приказа.462 О генерал-адъютанте Бенкендорфе, который, выполняя приказ, «перешел через набережную, где вода доходила ему до плеч, сел не без труда в катер, и на опаснейшем плавании, продолжавшемся до трех часов ночи, имел счастие спасти многих людей», рассказывает С. Аллер.463 Упоминание, взятое Пушкиным прямо из Берха, о военном генерал-губернаторе, плывущем по Морской улице, влечет за собой комический рассказ о сенаторе графе В. В. Толстом, который, встав поздно и ничего не зная о наводнении, подошел к окну и, увидев плывущего в лодке генерала (т. е. Милорадовича), решил, что он сошел с ума, и успокоился только, когда мальчик-слуга подтвердил ему реальность необычайного явления.464 Вслед за этим следует другой рассказ — о часовом, который «стоял у <Летнего> сада — караула снять не успели…». Недописанный Пушкиным рассказ продолжается у С. А. Аллера, согласно которому часовой не оставлял «во время наводнения своего поста у Летнего сада, пока не приказал ему его ефрейтор, подвергавшийся сам опасности для спасения его, ибо должен был брести к нему по пояс в воде и бороться с яростию валов, покрывавших тогда набережную».