— Не-е, креста не пропил! — возмутился поклепом Стенька, решив намертво стоять на своем ночном шатании по кружечным дворам. — Угощали меня!
— Всю ночь?
— Всю ночь! — поскольку отступать было некуда, объявил Стенька.
— А как же рубаху пропил?
— Да не пропивал я ее, а мне ее пивом залили, — наконец пустился врать Стенька. — Пива жбан на меня опрокинули. А зимой в мокрой рубахе…
— И где ж тот жбан стоял?
— А где ему стоять, как не на столе?
— Жбан, выходит, на столе стоял, а ты под столом валялся?
— Ну да! — счастливый, что умная Наталья все сама за него придумала, воскликнул Стенька.
— И целовальник твою рубаху на печь сушиться повесил?
— Ну, сама же все знаешь! — восхитился блудливый муженек.
— А эту на время дал, чтобы не голому сидеть?
— Да ты что, из-за печки подглядывала? — довольно убедительно показал испуг Стенька. — Сама-то ты где ночью была?
— Я-то? Я дома сидела, Богу молилась, чтобы ты цел пришел! В каком кружале-то рубаху оставил?
— В «Зацепе», — Стенька выбрал такой кружечный двор, чтобы подальше, куда Наталья бы сгоряча не побежала самолично вызволять рубаху. А ведь мог сдуру назвать «Каток», что у самых Тайницких ворот, так что от приказа до него в мороз телешом бежать — и то не замерзнешь.
— Хорошо. Есть садись…
Она выложила пшенную кашу в миску и щедро заправила ее толченым салом. Сама же пошла за занавеску и принялась там шебуршать.
Как оказалось, Наталья выволокла короб со своей тряпичной казной и достала оттуда чистую рубаху.
— На вот, переодень. А эту я сложу, завтра отнесешь, откуда взял. И свою заберешь! — сурово сказала Наталья. — Чужого нам не надо, а свое дарить не собираемся. Или мне за рубахой в ту «Зацепу» идти?
— Да что ты, свет? Не бабье ж дело — по кружалам шастать! — возмутился Стенька.
И стало ему ясно, что расхлебать все это баловство с шалой Анютой будет не так уж просто…
* * *
Утром, показавшись в Земском приказе и выполнив кое-какие поручения, Стенька, пользуясь позволением Деревнина, улизнул.
Собравшись на поиски бабы, что унесла заколдованную душегрею, Стенька еще дома первым делом припомнил все, что рассказал о бабе Пятка. И едва не хлопнул себя по лбу: выживший из ума дед утверждал, что ее прозвание — Третьякова, потому что дед ее был Третьяк. Но ведь баба, коли она вдова, наверняка всем известна по прозванию покойного мужа! Вот и допрашивай трухлявых старцев — что было до Смутного времени, как «Отче наш», бойко доложат, а что было после — у них, видать, уж в голове не помещается!
В конце концов для розыска Стенька снарядился достойно — взял пустой мешок из-под круп и сунул туда сложенную рогожу. Он долго выдумывал и наконец изобрел этот прием. Хорошо, что Наталья как раз отправилась к подружке и соседке, Домне Патрикеевой, за корытом, свое как-то неожиданно взяло да и рассохлось. Не то было бы ему много сказано про мужей, которые не в дом тащат, а из дому…