— Мы знаем о профессоре Самойлове, — сказал чиновник: — и очень беспокоились за него: думали, что утонул. Только через месяц рыбаки нам донесли, что на «Двине» он ушел.
— Вот профессор все молчал, а когда у нас начался пожар, покачал головой и сказал: «Я его нашел! Это он творит бессмысленное, безумное зло!» И больше ничего не говорил, только смотрел в бинокль и много-много писал…
Ответив на заданные ему вопросы и подписав свой рапорт, шкипер откланялся и ушел.
В тот же день в портовую контору был вызван и профессор Самойлов.
Между ним и портовыми властями произошел очень короткий и многозначительный разговор.
— Вы профессор Василий Власович Самойлов? — спросили его.
— Да! Я командирован в северные воды Академией Наук, — ответил, отказавшись от предложенного ему стула, ученый. — Надеюсь, что вам это доподлинно известно из телеграмм Академии и Географического Общества. Вам угодно знать мое мнение об аварии «Двины»? У меня имеется определенное решение этого вопроса, но это послужит темой для моего доклада в Петербурге, куда я отправляюсь сегодня с вечерним поездом. Я могу добавить, что я совершил за последние пять лет несколько переходов по Ледовитому океану и что искал здесь причины многих явлений, обративших на себя внимание ученых. Это почти все, чем я пока могу поделиться с вами. В заключение позволю себе дать вам совет объявить опасным для судоходства ту часть Хайпудырского залива, которая находится в 100 верстах от южной оконечности острова Вайгача и в 60 — от острова Долгого.
На все дальнейшие вопросы профессор отказывался отвечать, ссылаясь на предстоящий доклад Академии и Географическому Обществу.
О случившейся необычайной аварии рыболовного судна «Двина» пошли донесения порта в разные учреждения, но до Петербурга известия о злоключениях парохода привез профессор Самойлов.
В первый же день своего приезда в Петербург Самойлов посетил почтенного академика, Павла Федоровича Туманова.
Туманов, его жена и сын-студент сидели за обедом, когда прислуга подала карточку Самойлова.
— Василий Власович! — бросился навстречу входящему академик. — Наконец-то!
Они крепко обнялись и расцеловались. Когда после первых приветствий все уселись за стол, вдруг наступило тягостное, неловкое молчание. Все чувствовали, что настал жуткий момент вопроса и еще более страшное ожидание ответа.
Первая заговорила жена Туманова. Прерывающимся голосом, в котором дрожали слезы, она спросила:
— Есть ли хоть какая-нибудь надежда? Не нашли ли вы следов нашей несчастной Нины?
Самойлов в глубоком волнении встал из-за стола и сказал, отчетливо произнося и разделяя каждое слово: