Никифор молчал, а остальные бормотали что-то и брызгали слюной, стараясь освободиться из дюжих рук матросов.
— Что они говорят? — спросил Самойлов.
— Они оба немые, господин! — пояснил, мрачно вскидывая на профессора глаза, Никифор. — Языки у них отрезаны…
Допрос длился еще долго, так как от наказания взятых на борт людей решено было отказаться.
Никифор не проронил более ни слова. Он уставил глаза в палубу и молчал. Двое немых бессвязно бормотали глухими, гортанными голосами, дрожа и кланяясь.
— Отпустите их! — сказал Туманов. — Все равно от них ничего не добьетесь!
— Черт с вами! Убирайтесь вы к своему киту и скажите, чтобы он не встречался с Федором Любимовым, а не то попробует он моего Гочкиса.
Неуловимая усмешка мелькнула по лицу Никифора, и он, низко поклонившись, пошел к борту, махнув рукой своим товарищам.
Когда все вышли на палубу, море тонуло в густом мраке, и, невидимые уже, метались и ревели волны. Где-то на горизонте мигнул огонь. Зеленоватая вспышка его едва была заметна. Через несколько мгновений все услышали, что над «Грифом» с визгом и шипением пронеслась ракета, оставляя за собою огненный след. Другая и третья ракеты пронизали мрак, и одна из них с треском разорвалась за кормой парохода.
— По судну стреляют! — воскликнул капитан Любимов. — Погасить баковые огни и огонь на фок-мачте! Сидорчук, к пушке! Господа, — обратился он к членам экспедиции: — я попрошу вас удалиться в каюты.
В приготовлениях к возможному бою никто не заметил, как шлюпка Никифора, подняв парус, отошла от «Грифа», и как ее тотчас же поглотил мрак.
Выстрелы больше не повторялись, и море кругом было совсем пустынно.
«Гриф» шел без огней. Сидорчук, опытный и меткий канонир, оставался у пушки; у штурвального колеса сменялись норвежцы, а командир не сходил с мостика.
Когда к нему поднялся Самойлов, капитан Любимов с большим неудовольствием отнял бинокль от глаз и повернулся в сторону ученого.
— Профессор, — сказал он строго: — я ведь вас просил оставаться в каютах. Здесь бой, — и здесь уж наше дело!
— На море никого нет, — возразил Самойлов. — Ваш невидимый враг ушел!
— Нет, — покачал головою Любимов. — Я — старый моряк, и у меня есть чутье. Оно мне подсказывает, что опасность очень близка от «Грифа», и я чувствую ее приближение…
— Капитан, — сказал Самойлов: — все члены нашей экспедиции поручили мне просить вас взять курс на Колгуев. Мы хотим знать, кто был свезен отпущенными нами людьми на остров. Это может многое объяснить нам.
Лицо Любимова, обычно такое веселое и добродушное, сделалось темным и злым.