Представьте себе тьму. Во тьме, которая противостояла солнцу, пробудился какой-то безгласный дух.
Погруженный всецело в хаос, он не ведал, что такое порядок. Он не знал языка и не знал, что тьма зовется ночью.
По мере того, как разгоралась заря, он шевельнулся, пополз, побежал, то падая на четвереньки, то выпрямляясь во весь рост, но куда он шел, было ему неведомо. Он не знал пути в мире, в котором пребывал, так как само понятие «путь» заключало в себе его начало и его конец. Все, что относилось к нему, было перемешано и запутано, все вокруг противилось ему. Неразбериха бытия усугублялась силами, для которых у него не было названия — страхом, голодом, жаждой, болью.
Сквозь дремучую чащу действительности он брел наугад в тишине, пока его не остановила ночь — самая могучая из этих сил.
Когда вновь забрезжил рассвет, он опять двинулся неизвестно куда. Неожиданно он очутился среди яркого света на поляне, выпрямился и какое-то время стоял неподвижно. Затем закрыл глаза руками и закричал.
Парт увидела его на опушке леса, когда сидела за прялкой в залитом солнцем саду. Она позвала других учащенным биением своего мозга. Но страх ей был неведом, и к тому времени, когда остальные вышли из дома, она уже пересекла поляну и оказалась рядом со страшной фигурой, которая раболепно припала к земле среди высоких созревших трав. Когда они подошли к ней поближе, то увидели, что она положила руки ему на плечи и, низко склонясь над ним, говорила что-то тихое и ласковое.
Она повернулась к ним и удивленно произнесла:
— Вы видите, какие у него глаза?
Они действительно были огромными, радужная оболочка цвета потускневшего янтаря напоминала своей формой вытянутый овал, глазных белков не было видно вовсе.
— Как у кошки, — сказала Гарра.
— Как желток яйца, — вставил Кай.
Он высказал при этом некоторую неприязнь, вызванную этой небольшой, но довольно существенной разницей, отличавшей это существо от человека.
Во всем остальном незнакомец был обычным мужчиной, на лице которого и на обнаженном теле бесцельное продирание через лес оставило царапины. Отличала его только чуть более светлая кожа, в то время как у людей, окружавших его, она была коричневой.
Пока он раболепно прижимался к земле, как бы укрываясь от солнечного света и трясясь от страха и истощения, они тихо обсуждали его внешность.
Хотя Парт заглянула прямо в его необычные глаза, она не узрела в них ни искры того, что было свойственно человеку.
Он был глух к речи и не понимал их жестов.
— Глупый или немного не в своем уме, — подытожил общее мнение Зоув. — А также истощенный. Но это мы можем легко поправить.
