Повесть о юности (Медынский) - страница 39

— Вот видите, мальчики! — сказала в заключение Полина Антоновна. — Ошибка не преступление. Ошибку скрывать только не нужно. И давайте то, что мы сейчас выяснили, признаем как нашу победу. Давайте условимся, мальчики, и установим себе как свой закон жизни: говорить правду!

— Я так и в протоколе запишу: говорить правду! — сказал Витя Уваров, избранный сегодня секретарем собрания.

Так и записали.

Когда Борис обо всем этом рассказал отцу, тот посмотрел на него из-под насупленных бровей и спросил:

— Ну что, дождался?

Потом он отвернулся, посопел носом и еще раз, так же искоса, кинул короткий взгляд на Бориса, на его понурую фигуру.

— Стыдно!

Конечно, стыдно! Теперь Борис и сам понимал, что зря он не послушался отца и не сознался в свое время Полине Антоновне, как Валя Баталин. Правда, у Вали получилось тоже не совсем хорошо. Почему он сделал это тайком от своего класса? А все-таки он сказал правду, сам сказал, а не по принуждению, как пришлось сделать Борису. И почему всегда так получается, что сознание приходит после, когда уже бывает поздно?

Все это было очень ясно написано на сконфуженном лице Бориса, и отец понял его переживания. Другим, тоже еще не мягким, но уже и не таким суровым голосом он сказал:

— Вот так и бывает, сынок! Человек прячется в кусты и думает там от правды отсидеться, а потом его вытаскивают оттуда как миленького и ставят перед всеми, и стоит он у всех на виду. Стыдно, Борис! Нехорошо это! Это не наша черта, не нашей породы… А разве плохо, сынок, прямо стоять перед людьми и прямо глядеть им в глаза? Пусть ты живешь в переулке, а на тебя все равно весь мир смотрит — вот как нужно жить!

Борис хорошо знал эту черту отца — поучать, а иной раз и пофилософствовать. Иногда он это делал строго, иногда немного возвышенно, но всегда такие поучения были лучше, чем просто суровый взгляд и безмолвное посапывание носом: они говорили, что гроза прошла и только обманчивые раскаты беззлобного уже грома перекатываются в небе. Поэтому и сейчас Борис выслушал отца с облегченным сердцем и, все еще не поднимая глаз, сказал:

— Я понимаю, папа!

— А теперь и дурак поймет! — сказал отец. — Ты учись жить так, чтобы не делать их, этих ошибок. Обдуманно надо жить, Борис, и обдуманно действовать, а не то что — куда кривая вынесет… Все нужно делать с трепетом! А у тебя что? Тут осечки, там осечки. Две двойки в один день — почему это?

— Школа такая, — пробормотал Борис. — Спрос другой.

— Как так другой? — Брови у Федора Петровича снова недобро сдвинулись на переносье. — Опять школа виновата? Ты это у меня брось — на школу валить! Ты на себя смотри!..