На лице Клэр не дрогнул ни один мускул.
– Ну, фентермин – обычное лекарство, – проговорил младший из адвокатов таким бесцветным голосом, словно умирал со скуки.
– Да, верно, – кивнула я. – Но готова спорить, у вашей тощей клиентки есть на него рецепт.
Клэр старательно изображала спокойствие, но младший адвокат смерил ее молниеносным взглядом. Он мне поверил, поэтому следующую фразу я адресовала ему:
– Вы в курсе, что Лиза вымогала у вашей клиентки деньги на обучение Мози в школе Кэлвери?
Не сомневаюсь, бухгалтер-криминалист сможет отследить те деньги. Вот вам и мотив. Клэр хотела, чтобы Лиза снова взялась за старое и сбежала из города. А получилось даже лучше – Лиза чуть не погибла. Мотив у Клэр имелся, средства, благодаря рецепту на фентермин, тоже, да и возможностей на гавайской вечеринке было хоть отбавляй. Сколько жителей Иммиты могут рассчитывать на такое тройное везение?
– Насчет жителей – не знаю, а вот жительниц наверняка немало, особенно замужних! – фыркнула Клэр. – У вашей дочери слабость к чужим мужьям.
– А с кого все началось? – парировала я. – Лиза же ребенком была. Ваш педофил-муж совратил…
Клэр села неестественно прямо, побледнела и, перекрикивая меня, заорала:
– Ваша потаскуха дочь совратила его! Она разрушила мой брак…
– …четырнадцатилетнюю девочку!
– Довольно! – громким, не терпящим возражений голосом осадил нас старший адвокат, и мы с Клэр разом замолчали и попытались отдышаться. – Мисс Слоукэм, вас я в виду не имел, – сказал мне он. – Продолжайте, прошу вас! Я законспектирую и подготовлю небольшой, но приятный иск за клевету.
– Вперед с песней! – огрызнулась я. – С каких пор правда считается клеветой?
Губы адвоката растянулись в зловещей улыбке.
– Если нет доказательств, значит, это клевета. Чувствуете разницу? – Он лениво махнул рукой на бумажный стаканчик: – Максимум, что есть у вас, – косвенные доказательства.
Я снова повернулась к Клэр:
– Оставьте мою семью в покое! Понимаю, вы подумали, что кости под ивой – ваш ребенок, и захотели проверить. Но это не так, потому касается лишь членов моей семьи и никого другого.
Клэр собралась возразить, но я ее перебила:
– Слушайте внимательно. Если вы продолжите в том же духе, я на каждом углу буду о вас кричать. Все, что знаю, расскажу! Каждый услышит, что вы стервозная убийца, что вышли замуж за извращенца, но не смогли с этим смириться, хотя верить – верили, причем настолько, что откупные отстегивали. Вся Иммита услышит, что вы отравили мою дочь ради того, чтобы сохранить свои мерзкие секреты. Упечете нас с Лизой за решетку – мне плевать; возбудите иск за клевету, разорите – тоже плевать, потому что Мози останется моей. Я ее вырастила, воспитала, и по-настоящему вам ее не отнять. Звоните в попечительский совет штата, заявите о похищении ребенка – посмотрим, смогут ли они ее увезти. Мози сбежит и вернется ко мне. В судах страшная волокита, пока вынесут решение, Мози исполнится двадцать, и она уедет в колледж. А знаете, чем отвечу я? Влезу в любые долги, на любые ваши иски подам встречные, любой ценой стану мутить вам воду и смешаю ваше имя с дерьмом. Сунетесь к нам – я испорчу вам жизнь, пусть даже вместе с собственной. Чтобы добиться своего, мне нужно потянуть резину лишь три года. Клэр, неужели вы хотите провести три следующих года, ежедневно, ежесекундно думая о Лизе и обо всех своих потерях? Неужели хотите, чтобы в вашей замечательной церкви по воскресеньям смаковали ужаснейшие тайны семьи Ричардсон? – Добавить мне было нечего. Я замолчала.