«Мой ребенок! Мой ребенок! Отдай!» – снова закричала Лиза. Ее слова гремели у меня в ушах, а под дубом стояла наша Мози, потрясенная, бледная. Она заламывала руки, выкручивала себе пальцы, и я тут же выбросила из головы все вопросы о том, как сундучок оказался под Лизиной ивой. Нужно действовать! На четвереньках я подобралась к Лизе, крепко обняла и, зажав ей рот рукой, зашептала на ухо: «Лиза! Кроха Лиза, здесь Мози. Заткнись, мать твою!»
Лиза орала сквозь мою руку, оскалилась, и ее передние зубы уперлись мне в ладонь. У меня руки слабели и дрожали и не могли сдержать ее слов.
Я посмотрела на Мози: вся обратившись в слух, она шагнула к нам через газон.
– Джинни! Джинни! – звал Тайлер, и я поняла, что изогнутые обломки у него в руках вовсе не старая слоновая кость. Он приладил один к другому, и по нервным окончаниям его ладони, от пальца к пальцу запрыгала догадка. Тайлер удивленно взглянул на обломки, потом вниз, на открытый сундучок. Я тоже взглянула.
В складках полуистлевшего, некогда желтого детского одеяльца застряли бежевые кости, одни напоминали палочки, другие – кубики. От черепа остались гнутые кусочки, похожие на детскую посудку. «Она была совсем маленькая, черепные кости не успели срастись», – подсказал холодный рассудок. У ног Тайлера лежали мучительно знакомая розовая тряпка и сгнившие останки утки-погремушки.
По рукам Тайлера догадка подползла к позвоночнику и стала подниматься, медленно, как пузырек воздуха в гелевом шампуне, пока Бейнса не осенило, пока он не осознал то, что я уже поняла. Он держал в руках останки грудного ребенка. Пальцы Тайлера разжались, хрупкие косточки полетели на землю. Слава богу, я обнимала бьющуюся Лизу, не то запросто подошла бы к нему и разорвала бы пополам.
– Подними их, Тайлер! – велела я мертвым голосом. – Аккуратно.
Тайлер сморгнул, покачал головой и приложил освободившиеся руки к ушам. Из-за Лизиных воплей он плохо меня слышал.
– Босс! – позвала белая как полотно Мози. Она приблизилась еще на шаг, и я поняла, что она расшифровала Лизины слова. Мози уже отрыла рот, чтобы задать вопрос, какой не надо было мне задавать, потому что, к моему ужасу, я, кажется, знала ответ.
Не в силах сдержаться, я смотрела то на сундучок с костями, то на Мози, в очередной раз подмечая черты, которые, как мне раньше казалось, она унаследовала от своего таинственного отца. Мози рослая, худая как жердь, а мы с Лизой – фигуристые коротышки с изгибами прихотливее той знаменитой улицы[6] в Сан-Франциско. Рты у нас округлые, пухлые, как сливы, а у Мози широкая улыбка. Лиза даже дразнила ее Большеротой Хулиганкой