– Мисс Слоукэм, – начала она, тряхнув искусственной гривой, – я проверила свой журнал, вы ведь еще не внесли аванс за учебу Мози?
Я сунула свой клатч в плетеную сумку, чтобы освободить одну руку.
– Миссис Доутс, я уже объясняла, вопрос не ко мне, а к матери Мози.
– Боюсь, ей сейчас немного не до этого, – чопорно проговорила миссис Доутс и многозначительно повела глазами.
Я проследила за ее взглядом. Лиза стояла у стены и разговаривала со Стивом Мейсоном, широкогрудым здоровяком с шапкой каштановых волос и двумя детьми, учениками школы Кэлвери. Деньги на учебу Мози (и еще двух-трех человек) у Стива точно были, равно как и жена. Лиза подалась к нему, и их лица оказались совсем близко. Слишком близко. Вот ее рука легла Стиву на грудь, темно-сливовый рот приоткрылся. В другой руке Лиза по-прежнему держала стаканчик с остатками пенной колады, но явно забыла о его существовании, все плотнее прижимаясь к Стиву и едва не проливая несчастный коктейль. Она словно хотела лизнуть Мейсону шею и попробовать ее на вкус. Стив отклонил голову назад и беспомощно оглядывал зал, будто призывая кого-нибудь на выручку.
Что-то было не так. Лиза, читающая мужчин как газету, не чувствовала, что Мейсону очень не по себе. Не сказав ни слова, я бросила миссис Доутс и устремилась к дочери.
Стив отступил на шаг, Лиза следом. Она выронила бумажный стаканчик, и остатки коктейля обрызгали чьи-то серебристые сандалии и лодыжки. Громко охнув, та женщина обернулась, а за ней и все стоящие рядом: надо же узнать, в чем дело. Лиза хохотнула, как пьяная гиена, и прижала вторую руку к широкой груди Стива. Слева от себя я заметила миссис Мейсон. Ее брови взлетели чуть ли не к прическе. Секундой позже она сквозь толпу двинулась к мужу. Я метнулась с ней наперегонки к своей дочери и, бормоча извинения, стала расталкивать детей и родителей.
Клэр Ричардсон протянула обрызганной даме бумажные салфетки, губы поджала кошачьей жопкой, аж помада свернулась. Взяв еще пару салфеток, она хотела поднять оброненный стаканчик, но я оказалась проворнее, схватила его первой и понюхала. Неужели Лиза принесла из дома флягу и превратила детскую коладу в нечто совсем недетское? От стаканчика не пахло ничем, кроме масла для загара. К тому же Лиза не пила, в январе она приколола к стволу ивы тринадцатый наркононовский значок. Когда я шагнула к ней, Лиза откинула густые кудри на спину. «Господи, у нее руки дрожат! – с ужасом подумала я. – Это хуже, чем алкоголь. Это опять наркотики. Она под кайфом!»
Лиза дрожала всем телом, совсем как тринадцать лет назад, когда вернулась домой с метамфетаминовыми язвами вокруг рта и бедняжкой Мози на костлявом боку. Я тоже задрожала, но от ярости. Как она посмела так обосраться, да еще здесь, в школе Мози? Как она могла? Как?