Лиза не спрятала глаза и даже не моргнула. Она прошипела долгое серьезное «да».
– Очень плохо?
Это «да» получилось спокойнее.
– Может, стоит разыскать ее родных и сказать, что с Мози все хорошо?
C Лизиных губ слетел резкий, неузнаваемый звук, она буквально вытолкнула его из себя и протянула здоровую руку, чтобы меня ущипнуть. На сей раз я все видела, накрыла ее руку ладонью и крепко сжала. Я знала свою дочь. Она дикая, неуправляемая, но жестокости я в ней не чувствовала. А как Лиза похоронила свою умершую девочку – завернула в теплое одеяло вместе с плюшевой уткой и положила в любимый серебряный сундучок. Раз она украла Мози, значит, ее следовало украсть, – это мне сейчас объясняла дочь.
– Не пойми меня неправильно, – шепнула я. – Возвращать ее я не намерена. Мози наша, тут даже вопросов нет.
После паузы Лиза издала еще один звук, тихий и вибрирующий, как блеянье ягненка. Я озадаченно покачала головой, и Лиза повторила непонятную абракадабру из Н и Б с гласными.
Я лишь качала головой, раздосадованная не меньше, чем Лиза. Все мысли были о потерянной внучке и наполовину потерянной дочери, слабой и сломленной, а потому неспособной рассказать полиции, что той ночью ее малышка перестала дышать. Лиза не могла ни объясниться, ни защитить себя. Если копы вообразят невообразимое – решат, что Лиза убила своего ребенка, об истечении срока давности не будет и речи. Но если тут она невиновна, то вот похищение Мози – уголовка, по полной программе. До сегодняшнего дня это было только Лизино преступление, а теперь и мое. Соучастница после совершения преступления, укрывательница – так бы меня назвали в «Законе и порядке». Мози по-прежнему с нами, то есть мы сознательно укрывали ее почти тринадцать лет. Я понимала: куда ни кинь – всюду клин, но где тогда не клин в таком случае, понятия не имела. Закон не оставляет похищенного ребенка похитителям, сколько бы лет ни прошло и как бы ребенок ни обожал своих похитителей.
Я поняла, что решать тут нечего. Мози – моя, а я – ее. Лиза не имела законного права нас сводить, только что сделано, то сделано. Изменить это я способна не больше, чем остановить свое сердце.
Напрашивался вывод: никто не должен узнать, что те кости во дворе – Лизин ребенок. Никто, ни при каких обстоятельствах. Мне следовало выяснить, что на уме у Рика Уорфилда и не докапывается ли он до правды.
Так мои мысли вернулись к Лоренсу. Формально он представитель полиции штата, но Иммита – часть его территории. Он на короткой ноге с местными копами – на короткой покерной ноге. Он будет знать все подробности расследования.