Я спустилась в каюту и надела юбку и свитер прямо поверх купальника. А потом поспешила вниз, в столовую. Мне просто хотелось скорее покончить с этим.
Все уже ждали меня, и я испытала неприятное потрясение, потому что с помощником эконома разговаривал Эдвард Верритон. Я сразу развернулась и попробовала улизнуть, но было слишком поздно.
— О, вот, наконец, и Джоанна! — воскликнул он. — Это замечательно интересно, знаете ли. Я раньше бывал, хотя и не на этом пароходе.
Он обращался ко мне с простодушным дружелюбием, и я попробовала сказать что-нибудь девически наивное в ответ, но мне с трудом удалось выдавить из себя несколько слов. Мы миновали вращающиеся двери и оказались в огромной кухне. С нами были миссис Дейн, Пегги Стерлинг, madame Helot и еще несколько неизвестных мне мужчин.
— Мы осмотрим кухню на обратном пути, — сказал помощник эконома, вводя нас всех в огромный лифт, имевший весьма отдаленное сходство с теми элегантными лифтами, которыми пользовались обычно пассажиры. Мы попали в совершенно иной мир.
В мрачном коридоре внизу нас встретил кладовщик. Он не говорил по-английски, но помощник эконома нам все переводил. Мы прошли через несколько кладовых, где стояли стеллажи, заставленные неимоверным количеством бидонов, коробок и мешков. Сотни банок кофе, пачек печенья и всех видов продовольствия. Часто нам приходилось идти гуськом, пробираясь по узким проходам, иногда попадались массивные двери. Я все время старалась, чтобы между мной и Эдвардом Верритоном оказывалось как можно больше людей.
Все выглядели заинтересованными и задавали вопросы, но я не испытывала ничего, кроме отвращения. Мне было тесно здесь, мной овладело чувство какой-то подавленности, больше всего я хотела сейчас оказаться наверху и снова ощутить дуновение свежего морского ветра. Но уйти не было никакой возможности. Я просто сгину в этом жутком и зачастую плохо освещенном лабиринте. Кто бы мог подумать, что на пароходе есть такое обширное пространство, абсолютно недоступное для большинства пассажиров?
Мэри сказала правду, в одних местах было страшно холодно, а в других слишком жарко. Я тащилась вперед, мечтая, чтобы все поскорее кончилось.
— Не правда ли, интересно? — спросила Пегги Стерлинг, обернувшись ко мне как раз когда мы преодолевали какой-то подъем; пол был очень неровный и скользкий.
— Да, я полагаю, — сказала я, думая о том, что наши проводники идут слишком быстро. Я начинала отставать, и это пугало меня. Мне не следовало надевать босоножки на высоком каблуке, ремешок на правой вот-вот грозил оторваться.