Григорий срочно вызвал к себе Герасима Фроленка и Василия.
— Что будем делать? — спросил он, обращаясь к старосте и давая этим понять, что без его выручки не обойтись.
— Шли на дело — со мной не советовались. А туго пришлось — и старый комсомолец понадобился. — В словах Герасима Яковлевича была не только тревога, но и обида.
— Так уж получилось, — развел руками Григорий. — Не обижайтесь.
— Получилось… Не должно было получиться, если б делали с умом, — проворчал старик.
Он засопел, стал громко сморкаться, словно ему не хватало воздуха. Но в серых его глазах ничего нельзя было прочесть.
— Так что же, Герасим Яковлевич, будем делать? — тихо повторил свой вопрос Григорий.
— Вам-то ничего, а мне придется как-то выпутываться. — Фроленок зажег потухшую трубку, помедлил немного и, обращаясь к Василию, сказал:
— Перво-наперво надо этим поджигателям скрыться из деревни. На всякий случай. А там будет видно.
Своего плана действия он не объяснил. И его не стали об этом расспрашивать. Ясно было и так, что весь разговор с немецкими властями и связанную с этим опасность он берет на себя.
Когда оккупанты вернулись в Прошки, участников уничтожения самолета здесь уже не было. Они ушли в сторону склада, намереваясь в случае погони оказать вооруженное сопротивление.
Не ожидая вызова, Фроленок сам пошел навстречу немцам.
— Я — местный староста. Не будет ли, пан начальник, каких-либо указаний, — обратился он к хмурому майору, коменданту заборского гарнизона.
Эти слова перевел узкоплечий парень в пиджаке, надетом поверх крестьянской косоворотки. Стоял он как-то боком, время от времени двигая длинными руками и уставив взгляд на отвороты своих охотничьих сапог. По всему было видно, что роль переводчика ему непривычна.
— Про пожар знал? — нечетко выговаривая русские слова, перевел узкоплечий первый вопрос коменданта.
— А как же, — ответил старик, — ведь рядом.
— А про самолет?
— И про самолет. Я, как представитель власти, все обязан знать, — поспешно сказал староста.
Теперь, когда фашисты выявили свою осведомленность, он почувствовал облегчение. Стало яснее, как поступить. Вместе с тем в сердце поселилась и тревога — далекая, не до конца осознанная. Не догадываются, а хорошо знают про самолет — значит, кто-то донес. Но сейчас не время об этом думать. Сейчас важно не запутаться, умело держаться намеченной версии.
Офицер не ожидал такого откровения. Очевидно, он предполагал, что староста будет отпираться, а тут ему охотно рассказывают.
— Ну, так что же ты знаешь? — спросил он, оглядывая с ног до головы невысокого, словоохотливого старика.