Шейх подошел к бумаге и прочел слова, после чего попросил одного из присутствующих плотно закрыть ставни. В комнате сразу стало темно, и только строки, подобно огненной голограмме, отчетливо сияли в воздухе.
Шейх подозвал Таджа и попросил прочесть загадочную надпись. Я не слышал, о чем они говорили, но по тому, как оба кивали головами, было видно, что им удалось прийти к согласию. После этого Тадж вновь уселся рядом со мной.
— Что там такое? — шепнул я, но Тадж резко наступил мне на ногу, чтобы я не болтал. Ножища у него была дай Бог, и я, скривившись, тут же умолк. Остальным, похоже, и так все было ясно, и они в полном спокойствии наблюдали за странными движениями Шейха. Тот взглянул налево, бормоча что-то непонятное, затем направо, повторяя те же загадочные слова. Вслед за этим он поднял руки как бы для молитвы — так делают обычно иудеи и мусульмане. Коснувшись груди, он произнес: «Ахлан, ахалан, ахлан, ахалан, би салама». Загадочная надпись еще пылала в воздухе, и Шейх добавил: «Асма’у хусма атх сабха».
— О чем это он? — шепнул я, толкая Таджа в бок.
— Ты что, совсем ничего не знаешь? — спросил тот. — Это имена семи афритов. Они должны открыть нам врата подземного города.
— А как же…
Тут он вновь наступил мне на ногу. Боль была такой, что я сразу замолк.
«Бахур, бахур!» — отчетливо произнес Шейх. В комнате появился человек, в руках у которого была подставка для благовоний. Шейх стал размахивать ею взад и вперед. Комната наполнилась ароматным дымком, и все начали бормотать что-то — громко и нараспев. Все это было настолько загадочно и непонятно, что у меня мурашки побежали по спине. Так продолжалось пару минут, после чего все внезапно замолчали. В это мгновение буквы слились воедино, превратившись в сияющий шар интенсивного серебряного оттенка, который практически сразу исчез из виду.
Кто-то из мужчин распахнул окна, и в комнату ворвался тусклый вечерний свет. Шейх, положив руку на сердце, торжественно произнес: «Благодарю». Сказано это было трижды. Интересно, подумал я, кого именно он благодарил и кому молился в самом начале? Ни разу не произнес он слова «Бог», «Аллах» или какого-то другого имени божества. Тогда я еще не знал, что улемы, даже будучи арабами, не принадлежали к числу мусульман и придерживались своего, совершенно иного взгляда на мир.
Мастер встал со своего места. За ним поднялись остальные. Одежды их с легким шумом рассекали воздух, нарушая установившуюся тишину. Туарег буквально парил в воздухе. Я смотрел на него, стараясь подавить внутренний дискомфорт. Верхняя часть его тела была плотной, зато внизу одежды свободно закручивались, выдавая абсолютную пустоту. Неудивительно, что выглядел он скорее как призрак, чем обычный человек.