Мне было знакомо это имя. Хирам — так звали в Библии финикийского царя. Но при чем он тут?
— Теперь, — приказал невидимый собеседник, — повтори все, о чем мы говорили.
— Если меня спросят про возраст, я скажу, что мне три. Мой любимый цветок — белая роза. Моего отца зовут Хирам.
Ответа не последовало, но внезапно я почувствовал, как что-то касается моего плеча. Палка, или прут, или меч — точно не знаю. Но поскольку я был на взводе, это внезапное касание заставило меня дернуться. Впрочем, я тут же справился со своими чувствами и замер.
— Клянешься ли ты чтить слово «Треугольник»?
— Клянусь.
— Клянешься не раскрывать наших секретов недостойным?
— Клянусь.
— Клянешься использовать обретенные знания на благо человечеству?
— Клянусь.
— Клянешься, что будешь относиться ко всем людям с равным уважением, к какой бы нации они ни принадлежали?
— Клянусь.
— Опустись на колени, — приказал он. Я так и сделал.
— Закрой глаза.
Закрыть глаза? Но ведь они и так были плотно завязаны. Чего же он хотел от меня? Как если бы уловив мое замешательство, человек добавил:
— Закрой глаза на внешнюю реальность.
Теперь я понял, о чем это он, и продолжал спокойно ждать.
— Протяни вперед руки.
Я сделал, как он просил. Внезапно я ощутил запах воска и почувствовал жар, который едва не опалил мои ладони, однако неприятное чувство сразу же прошло. Я был рад, что сдержался и не отдернул руки. Подобной выдержке я был обязан своим обучением у улемов. Тут человек плеснул мне на голову немного воды, после чего снял с моих глаз повязку.
Все еще чувствуя легкое головокружение, я осмотрелся. Как оказалось, находился я в самом центре огромного зала с потолком таким высоченным, что мне с трудом удалось разглядеть его. В помещении царил полумрак Свет лишь с трудом проникал сквозь мозаичные стекла, расположенные где-то вверху. На витражах были представлены сцены из эфиопских легенд, повествующие о родстве их царей с библейским царем Соломоном и царицей Шебой. Повсюду — на скамьях, в нишах стен и в канделябрах, установленных прямо на полу, — горели сотни свечей, однако зал был таким огромным, что это почти не прибавляло света. На элегантных стульях и скамьях, обтянутых шелком, сидело около сотни людей. На всех красовались безупречно черные одеяния. Внезапно все они встали и произнесли хором: «Добро пожаловать, Жермен». Звук их голосов был подобен приглушенному грому. Я смотрел на них в некотором ошеломлении, но даже в этом состоянии смог узнать несколько очень важных персон, способных оказать серьезное влияние на ход мировых событий. В это время инструктор направил меня к скамье, которая предназначалась для новичков.