Откровенно говоря, любил я нашего директора. Его нельзя было не любить. За принципиальность, честность, порядочность. Я восторгался его энергичностью, смелостью, эрудицией. А как он оперативно принимал решения, как убедительно выступал на собраниях! Не было человека в коллективе, которому бы он не уделил хоть немного внимания. И про здоровье спросит, и настроением поинтересуется, и помощь свою предложит. Что ни говорите, а человеком он был хорошим. Как-то встретил меня и говорит:
— Вы почему на квартирный учет не становитесь?
— Да у меня вроде бы есть квартира, — отвечаю.
— Улучшить нужно жилищные условия!
Вот что значит — справедливый человек! И не просят, а предлагает.
Или увидел меня как-то в коридоре:
— Чего это вы бледный такой?
— Все в порядке, — говорю. — На здоровье не жалуюсь.
— Знаю вашу скромность. Вы сколько раз в нашем пансионате отдыхали?
— Ни одного, — отвечаю.
— Готовьтесь, поедете в этом году.
Или вдруг узнаю, что моя фамилия значится в списках премированных. Вроде ничего выдающегося не делал, а премировать собираются!
И вот сижу я на профсоюзном собрании, восторженных глаз не свожу с директора, который так и светится весь внутренней красотой. И вдруг выступает этот Марчук и начинает критиковать его.
В каких только грехах не обвиняет! В близорукости, либерализме, черствости… Представляете, нашел кому черствость инкриминировать! Да добрее человека и днем с огнем не найти! Это я, исходя только из своего опыта, могу утверждать. Не говоря уж о других. Ведь у нас все без исключения хоть чем-нибудь, а обязаны ему.
Сейчас, думаю, все это выложу. Поднимусь на трибуну и камня на камне не оставлю от этих мерзких обвинений.
Наконец мне дают слово, и я выбегаю к трибуне.
— Товарищи, что же это делается?! — кричу в зал.
Сотни пар глаз смотрят на меня с любопытством.
— Спрашиваю, что же это, товарищи, делается? — Я взял себя в руки и уже вторую фразу произнес спокойнее: — Нашего глубокоуважаемого директора смешивают с грязью!
Я почувствовал, как глаза присутствующих буквально впились в меня. Нетрудно было прочитать в них: «Подхалим несчастный! Тебе пообещали улучшить жилищные условия, и ты уже готов пресмыкаться!..»
— Ну, конечно, есть грехи и у нашего Павла Сергеевича, — сказал я. — Но кто безгрешен? Все зависит от того, какие грехи…
«За путевку в пансионат готов продаться», — прочитал я в глазах присутствующих.
— У него грехи небольшие, я бы даже назвал их грешками, которые ничего не значат на фоне его прекрасных дел…
Шум прошел по залу. Те, что сидели в первых рядах, сверлили меня взглядами. А Марчук даже хмыкнул. Что означает это хмыканье, известно: «Обещанная премия совсем ослепила его. Теперь он готов пятки лизать…»