О страшном голоде шла речь на королевском заседании 15 января.
— Мы должны признаться вашему величеству, — говорил, обращаясь к десятилетнему королю, генеральный адвокат Омер Тален, — что одержанные в войне победы не уменьшают нищеты наших подданных. Имеются целые провинции, в которых нечего есть кроме отрубей… Все провинции обеднели и истощились, и только ради того, чтобы Париж, а точнее, горстка избранных купалась в роскоши, налогами обложили все, что только можно себе представить.
Король-мальчик не слушал его. Королева-мать тоже была далека от народных проблем, и доклад Омера Талена остался не услышанным. И тогда генеральный адвокат решился на неслыханное самовольство: он издал свою речь и приказал распространить ее по всей Франции.
Кардинал Мазарини, узнав об этом, воскликнул: «Это же приведет к возмущению умов!»
Но возмущать умы уже было не нужно. Они были давно возмущены политикой правительства, беззастенчивым грабежом народа. Мазарини понимал: если восстания крестьян возглавит Париж, он будет бессилен. Но предотвратить это было уже невозможно. Участие в Тридцатилетней войне, борьба с внутренней оппозицией и начавшийся голод исчерпали финансовые ресурсы Франции, и Мазарини вынужден был обложить налогом богатый Париж. Это вызвало возмущение в столице. Париж созрел для бунта. Недоставало только вождя.
* * *
Отец каждый день приносил из парламента тревожные известия. Из его речей Шарль понял, что парижский парламент — сугубо судебное учреждение, обладавшее правом регистрации новых законов, — все более выходит из повиновения королю. Больше того, члены его выдвинули программу реформ по ограничению королевской власти. Эта программа содержала пункты, отражавшие интересы не только парламентских «людей мантии», но и широких слоев буржуазии, а отчасти даже народных масс: введение налогов только с согласия парламента, запрещение ареста без предъявления обвинения и другие. Ссылаясь на решения парламента, крестьяне повсеместно прекращали уплату налогов, а заодно и сеньориальных повинностей!
В самом деле, возмущение политикой кардинала росло и — что самое удивительное — росло сверху. Все более ухудшались отношения между Верховным советом, выражавшим мнение двора, и парламентом. На местах магистраты тоже поддерживали парламент и по его указанию пересматривали королевские эдикты.
13 мая 1648 года члены парижского парламента приняли «акт единства», в котором все суверенные суды Парижа должны были направить делегации для участия в совместных заседаниях в палате Святого Людовика во Дворце правосудия. Предлагалось обсудить меры, необходимые для спасения государства. Фронда началась!