— Абрам, пойди сюда, — сказала она. — Расскажи, где ты разыскал этого вундеркинда.
— Какая разница? Я нашел его — и вот он здесь. Не смущайтесь, молодой человек. Мы их ньютонов не боимся. Любой из наших мудрецов заткнет их за пояс. Дайте нам только добраться до Земли обетованной — и мы вам покажем, чего мы стоим. Послушать их, так их гении десятками выходят на свет божий из утроб своих матерей, как во время казней египетских. Ничего, наш еврейский гений все равно всех их переплюнет — не будь я Абрам Шапиро!
— Боже, опять он за свое, — нараспев пожаловалась Даша. — Подойдите сюда, молодой человек; садитесь возле меня. Мой зять немного не в себе, но человек он, в общем-то, неплохой. Мы все его любим.
Аса-Гешл сел в кресло, на которое указала ему Даша. Роза-Фруметл сделала глоток шерри-бренди и откусила маленький кусочек миндального пирожного, которое держала в руке. Аделе начала было что-то говорить, но в эту минуту дверь открылась, и в комнату вошел, держа дочь под руку, Нюня.
1
Адаса, девушка лет восемнадцати, высокая, стройная, со светлыми, заплетенными в косу волосами, бледным лицом, слегка вздернутым носом и отдающими синевой висками, была на голову выше отца. На ней были маленький бархатный берет, какой носят школьницы, короткий, подвязанный лентами жакет и, хотя было не холодно, толстые носки, надетые поверх чулок. Асе-Гешлу она напомнила знатных юных дам из душещипательных романов. В ее голубых глазах можно было прочесть некоторую тревогу, — казалось, она пришла не к себе домой, а в какой-то чужой, неизвестный ей дом. Роза-Фруметл сразу же принялась трясти головой и жевать губами, как будто собиралась сплюнуть и отвадить дурной глаз. Аделе оглядела девушку с ног до головы.
— Так это и есть Адаса? Да хранит ее Господь! — пробурчала Роза-Фруметл. — Красавица!
— Адаса, это твоя бабушка, жена твоего дедушки. А это ее дочь Аделе.
Адаса подалась вперед, сделав что-то среднее между книксеном школьницы и поклоном взрослой дамы.
— Подойди-ка сюда, прелестное дитя. Дай мне на тебя полюбоваться, — пропела Роза-Фруметл. — Твой дедушка на тебя не нарадуется. Это моя дочь, Аделе. С ней ты можешь говорить по-польски; русского она не знает — мы из Галиции.
— Мне про вас говорили, — обратилась по-польски Адаса к Аделе. — Вы ведь из Кракова, да?
— Я там в школе училась.
— А почему вы не знакомите ее с нашим философом? — проревел Абрам. — Адаса, сокровище мое, этот молодой человек — еврейский Ломоносов.
Адаса подняла глаза на Асу-Гешла. Оба покраснели.
— Naprawde — в самом деле? — спросила она. Трудно было сказать, к кому она обращается, к своему дяде или к Асе-Гешлу.