1
Около десяти вечера в квартиру Гины громко позвонили. Гина вышла из гостиной, полной, по обыкновению, гостей, и направилась к входной двери. На тускло освещенной площадке, отступив от двери на несколько шагов, стоял худощавый, сутулый мужчина в длинном лапсердаке и низко надвинутой на глаза широкополой шляпе. «Нищий», — решила Гина. Она открыла было кошелек, чтобы достать оттуда монетку, как вдруг вздрогнула и издала сдавленный крик. Перед ней стоял Акива, ее муж. «Он умер, — пронеслось у нее в мозгу. — Умер и пришел меня задушить». Она отступила назад, в коридор, и прикрыла за собой дверь.
— Акива, это ты! — прошептала она, прижав к груди руки.
— Я.
— Что ты здесь делаешь? Когда ты приехал? Что тебе надо?
— Я готов дать развод.
— Сейчас? Посреди ночи? Ты что, не в себе?!
— Хорошо, подождем до завтра.
— Где ты остановился? Почему мне не написал?
Акива, шаркая, последовал за ней. Казалось, с его приходом в квартире запахло ритуальными омовениями, синагогальными свечами, потом и плесенью — всей провинциальной затхлостью, которую Гина давно забыла. Она открыла дверь в комнату Асы-Гешла, включила свет и только теперь хорошенько его рассмотрела. Акива весь как-то съежился. В жиденькой, нерасчесанной бороде застряли какие-то нитки и пух. Редкие пейсы были забрызганы грязью. Пальто протерлось на швах, и оттуда торчала подкладка. Шея была обмотана шарфом. Руки висели, словно у покойника. Глаза из-под густых бровей настороженно бегали. Гина содрогнулась:
— Что с тобой? Ты болен?
— Хочу довести дело до конца, — пробормотал Акива. — Надо с этим кончать. Так или иначе.
— А ребе… твой отец… он в курсе?
— Против не отец, а бабушка. Наплевать. Я на себя грех не возьму.
— Садись. Сейчас принесу чаю.
— Нет, не нужно.
— Чего ты боишься? Что чай не кошерный? Мог бы хоть открытку написать, дать мне знать. Извини, но ты и сейчас ведешь себя глупо.
Гина вышла и закрыла за собой дверь. Щеки у нее порозовели, в глазах стояли слезы. Она решила было позвонить Герцу Яноверу, но испугалась, что кто-нибудь выйдет из гостиной и услышит, о чем идет речь. Она пошла на кухню и вернулась с кувшином, тазом и полотенцем. Акива снял шляпу, под ней оказалась смятая кипа. Под расстегнутым лапсердаком Гина разглядела талис и цицит.
— Можешь помыться, — сказала она. — Хочешь, я принесу тебе поесть? Внизу кошерная мясная лавка.
Акива замахал руками.
— Съешь хотя бы хлеба или яблоко.