Весело переговариваясь, ушли эти немцы к Яузе, стали там кричать, — должно лодку окликать. А тут из-за угла и другие — две бабищи восьмипудовые да мужик с ними — тот, пожалуй, пудов в девять будет… Идут вперевалочку, разряженные, довольные — как их только лодка поднимет?
Эти ушли к берегу, а по песчаной дорожке пробежали две девки — обе не то чтобы совсем простоволосые, какие-то высокие кружевные шапочки странного вида на них были, тонкой работы, с лентами удивительных цветов, и сквозь кружево были пропущены выложенные на лбу завитки волос. Однако эти вольно разметавшиеся волосы смутили Аленку — на Москве и зазорные девки, что на Неглинке поселились, причесывались гладко, опрятно.
Но про то, что в Немецкой слободе и замужние женки не стесняются показывать волосы, она уже слыхала. Поразило ее иное — до острой жалости к бедным немецким девкам поразило!
Обе они были стянуты по животикам так, что, казалось, одной рукой можно охватить каждую, и если бы измерить у каждой веревочкой охват стана — и аршина бы, видно, не набралось.
Тем не менее за этими лишенными всякого дородства девками в полосатых, подобранных на боках юбках, из-под коих виднелись другие, также полосатые, бежали два молодых немца, придерживая оперенные круглые шляпы на длинных кудрях. Аленка уж знала, что мужчины здесь носят накладные волосы, надо лбом — высоко взбитые, далее — кудерьками, и у иных те кудерьки чуть ли не по пояс, чего с природными волосами ни за что не получится. Она подумала, что по осеннему да зимнему времени не так уж это глупо — может заменить меховую шапку.
Те немцы, забежав вперед, раскланялись с прыжками и завели какой-то вовсе вольный разговор, с громким хохотом. Притом же и девки не стеснялись отвечать им, и хохотать, и пустились в конце концов обе наутек, развевая юбками, как бы зазывая своих полюбовников.
Аленка, следуя за ними, примечала…
Немецкие девки были тонки, вертлявы, голосисты, бесстыжи. Но немцам, видно, всё это нравилось. И если та, проклятая беспутная Анна, здесь — первая красавица, то, что же, она — тоньше, шумнее, вертлявее прочих? Как же это может нравиться государю? После статной, выступающей, как лебедь плывет, тихогласной красавицы Дунюшки — полюбить этакую обезьяну?
Шумная молодежь спустилась к Яузе, где были привязаны лодочки — нарядные, с цветными флагами на корме. Один немец прыгнул в лодку, протянул девице руку, потом — другой, они долго усаживались, расправляя наряды, и всё это у них получалось весело, празднично. А Дуня-то уже и забыла, что праздники на свете бывают. Один у нее в году день, когда все ее чествуют, — именины. Так именно в этот день мужа, чтобы для него Наталья Кирилловна приказала именины невестки праздновать, и не было, в Архангельске по кораблям лазил.