Тот день в полевом лагере партии начался, как обычно. Мы собрались с Намсараем на Шаварын-царам и в ожидании машины завернули к аршану — небольшому минеральному источнику в 100 м от лагеря. Намсарай утверждал, что вода в нем целебная и сведующие араты используют ее для лечения каких-то недугов. Быть может, это и так, но меня привлекала прежде всего сама вода — чистая и ледяная, чуть-чуть с железистым привкусом, как наша ленинградская «полюстровская». Утолив жажду, мы наполнили минеральной водой наши фляжки — день предстоял жаркий. Вся долина Нарын-гола сверкала и переливалась яркими красками, залитая горячими снопами золотистого света. А над этой солнечной долиной распахнулось кристалльно-прозрачное и ярко-голубое, как монгольский хадак, небо. Оно излучало покой и надежду, что все переменится и устоится в нашем прекрасном, но таком беспокойном, как растревоженный муравейник, мире. Душа ликовала, и казалось, что в момент счастливого единения с природой не может быть места сомнениям и печали. И даже появление в долине скачущего во весь опор всадника не показалось мне вначале тревожным. Мало ли аратов скачет по степи на своих низкорослых, но самых выносливых в мире лошадках? — И какой монгол не любит быстрой езды? — спокойно заметил Намсарай, переиначив наше классическое изречение.
Между тем всадник поравнялся с лагерем, спешился, что-то спросил и тяжелой походкой направился в нашу сторону. Я сразу узнал в нем знакомого учителя из Тариата, неплохо знавшего русский язык, с которым довелось как-то ловить рыбу в Суман-голе. Молча пожав мне руку, он неторопливо достал из внутреннего кармана своего дэла вчетверо сложенный лист телеграммы. Поперек нее простым карандашом было аккуратно выведено: «Советскому специалисту, работающему на Шаварын-цараме. Срочно!». Чувствуя недоброе, я раскрыл телеграмму: в ней было известие о скоропостижной смерти отца.
Мир, еще минуту назад такой лучезарный, вдруг внезапно померк и сжался в узкий лоскут, как на дне чулутской пропасти. Глухой взволнованный голос Намсарая вывел меня из оцепенения. Рядом с ним стоял Тумур. Зная о случившемся, он уже распорядился в отношении машины и собрался проводить меня до аймачного центра — г. Цэцэрлэга, чтобы посадить на самолет. Товарищи— всегда есть товарищи! И познаются они не только в совместном труде и удачах, по и в беде. Особенно в беде! Сборы были недолги. На прощанье Намсарай молча протянул мне образец черной базальтовой лавы с поблескивавшим в ней огненным камнем — то ли как память о нашей удаче, то ли как напоминание о том, что поиск наш еще не закончен. Тогда я не придал этому особого значения. Дорога в Цэцэрлэг была длинной, но Дашвандан выжал, кажется, все возможное из нашего старенького испытанного газика.