Взвод бежал по пересохшему, извивающемуся зигзагами руслу. Небольшие, обкатанные и вылизанные добела водой за множество лет камни казались теперь огромными валунами.
Стрекозов то и дело оборачивался. Он видел солдат с искаженными лицами и коротко, на выдохе, выкрикивал: «Быстрее! Шире шаг!» Голос его походил на остервенелый лай охотничьего пса, загнавшего свою добычу на дерево.
Взвод старался не выпустить из вида командира, но безнадежно. Солдаты спотыкались, падали на землю, ударяясь о камни, вскакивали и, отхаркиваясь серой слизью, устремлялись вперед.
Хрипящая, сопящая, жадно всасывающая липкий горячий воздух, человеческая цепочка все больше растягивалась, грозя разомкнуться окончательно.
Лица были багровыми, оружие гремело, кроссовки срывались с блестящих острых акульих зубов, которыми во множестве ощерилось русло.
Гонка продолжалась, и никто не мог сказать, сколько же длится этот сумасшедший бег.
Солдаты переставляли ноги уже полубессознательно. Машинально перескакивая с камня на камень и удерживая из последних сил оружие, которое выбивало на теле синяки размером с кулак, они кляли себя последними словами и давали зарок бросить курить, как только вернутся в бригаду.
– Выдержать темп! Выдержать!! – тосковал Стрекозов, выхватывая глазами не спрессованную, напружиненную людскую цепочку, а малочисленные группки, расстояние между которыми увеличивалось прямо на глазах.
Лейтенант видел, что Локтионов, который должен был идти сразу за ним, далеко позади, и черный штырь антенны все сильнее раскачивается, клонясь к земле.
– Вперед, вперед, вперед! Муха! Вперед!! – кричал Стрекозов, с усилием тормозя себя и подталкивая пробегающих солдат в спины.
Протопал согбенный Клеткин, забросивший пулемет на плечи, как коромысло. Вслед за Иваном семенил Гена Сироткин, автомат у которого висел поперек груди. Сироткин кинул на него обессиленно руки, из распахнутого рта слюна летела фонтаном.
Присвистывая, словно губами ухватил детскую пищалку, проскочил мимо Абрамцев, с лицом, полыхающим и бордовым, как обложка комсомольского билета. Казалось, если рухнет солдат в сухую, полегшую от солнца траву, то вспыхнет она от его жара мгновенно.
Семижильный и неутомимый Мухамадиев, стерегущий колонну сзади, вырвался из ее нутра и приблизился к Стрекозову.
– Веди, Муха! – приказал тот и бросился к Локтионову.
Побелевший радист, бессмысленно уставившись в одну точку выпученными глазами, брел вперед, раскачиваясь, как полоумный.
Взводный подлетел к Локтионову и стал срывать рацию с его плеч.
– Не на… до, – едва зашелестел солдат. – Не на… до, тов… лей… дой… ду… – Голос его захлебывался, прерываясь, и, казалось, выбивался из живота.