– Да, я поглядеть, вот… – пробормотал он в ответ и вернулся к калитке.
Его раздели и усадили за стол, почему-то одного, хотя он намеревался здесь увидеть множество народа. Ещё за стол присели, Антонина и тётя Даша. Алёнка сидела у окна на диване и во все глаза смотрела на гостя. Андрей почувствовал себя, как-то неловко и спросил:
– А, что, больше никого не будет?
– Наверное, нет. В первые годы, захаживали люди, а потом подзабыли. Да ты разливай. Помянем. – Антонина умышленно не назвала имени покойного, чтобы не раздражать гостя.
Увидев траурный портрет Григория на подоконнике, освещенный огнем свечи, Андрей долго не решался выпить водку то, поднося стопку ко рту, то снова отставляя. Когда он всё-таки, решительно опрокинул водку в рот, его глаза встретились с большущими глазами Алёнки, всё это время внимательно за ним наблюдавшей. И вдруг, его замутило. Он поднялся с места и пулей выскочил на улицу. Его долго рвало, выворачивая нутро наизнанку. На него смотрели прохожие и, Андрей зашёл за угол дома, в огород и присел на опрокинутый вверх дном бачок, чтобы отдышаться. Утерев лицо рукавом свитера, он увидел в кухонном оконце, улыбающуюся Алёнку. Глядя на неё, Андрей шутливо покрутил головой, словно бык, выпущенный из хлева на волю и, почувствовав облегчение, беззвучно рассмеялся. В этом же оконце, показалось смеющееся лицо Антонины и через секунду они все трое смеялись над случившейся с гостем конфузией.
– Он забавный. – Сказала Алёнка, глядя на него сквозь потрескавшееся от морозов стекло.
– Может быть, возьмём его к себе? – осторожно спросила мать, обнимая дочку за плечи. – На перевоспитание. А то, ведь, совсем пропасть может.
– Разве так можно? Он же чужой.
Антонина поцеловала её в голову:
– Теперь можно.
– Ну, тогда давай возьмём. А когда он перевоспитается, может и Славик вернётся.
Алёнка, глядя сквозь стекло на Андрея, как на воспитанника, несколько раз махнула ему, зазывая в дом.
Алёна Гурчевская и Серёжа Никитин, были лучшими учениками не только шестого класса, но и всей Сужской восьмилетней школы. Они уже не первый год сидели за одной партой и подружились настолько, что вели себя, словно брат и сестра. Правда, Сергуня к ней испытывал не только братские чувства. С каждым годом, Алёнка ему нравилась всё больше и больше. Она чувствовала, что он к ней не равнодушен, как впрочем, и другие мальчишки из их класса. А после катания на лыжах, чуть было не закончившегося трагедией, и Алёнка почувствовала, что он ей тоже не безразличен.
Зимой, ребятишки обкатали высокую насыпь недостроенного через реку второго железнодорожного моста. С гамом и визгом они катались там, на лыжах до темна, порой забывая и про домашние задания. Ребята, что постарше, делали из хвороста трамплин, обкладывали его плотно снегом, обливали водой, и на другой день прыгали с него, кто дальше и выше. Сергуня в этом вопросе комплексовал. Наблюдая, как его сверстники, не задумываясь, с ветром в голове, летят вниз с этакой кручи, он топтался у края насыпи, никак не решаясь сделать один маленький шажок, который бы уровнял его со всеми остальными ребятами. Каждый день он приходил туда и каждый день, покатавшись по верху, съезжал на отлогом склоне и покидал этот непокоренный спуск. Некоторые ребята, над ним даже стали подтрунивать, и он решил, было вообще туда не ходить, но Алёнке купили прекрасные новые лыжи. Она зашла к нему ещё с вечера – ей уже не терпелось прокатиться на новых пластиковых досках с той самой горки!