Цветом наполнять – самое сложное. Много силы уходит. Зато потом что угодно с человеком делай. Полностью наполнять нельзя: не проснутся. У него однажды случилось. Он ту девушку до сих пор помнил. У нее – где сердце – был колокольчик и звонить перестал, пока она делала, что он хотел.
Светошников долго знал ее имя.
Люди напротив спали. Женщина что-то объясняла, поминутно тыкая накрашенными ногтями в текст договора, а другой, с толстым голосом, кивал и приговаривал:
– Именно. Именно.
На деле же они спали. Красное заполнило их по шею и теперь качалось там, неспешно, словно вода в прозрачном кувшине. Кровь в них тоже текла, но Светошников мог различить где что. Красное было хуже. И оно стояло, а не текло.
Он повернулся к Альтину и кивнул: можно начинать. Альтин моргнул, и глаза у него стали еще круглее: все не верил, что другие спят. Светошников засмеялся: он не первый раз делал это при Альтине, а тот все не верил.
– Давай, – сказал Светошников. – А то очнутся.
Альтин снова моргнул и заговорил, обращаясь к сидящим напротив:
– Надо подписать договор с банком. Это хороший договор. Его надо подписать. Это хорошие условия. Надо подписать договор.
Светошников следил, как слова втекают в глаза сидящих перед ним мужчины и женщины и остаются у них в головах: красное не позволяло словам осесть ниже. Женщина показала Светошникову какое-то место на бумаге и спросила, готов ли банк рассмотреть альтернативу залогу. Светошников кивнул; он подивился, как она крепко спит.
Слова Альтина ложились хорошо, но почему-то не расползались красным туманом, заполняя собой все вокруг. Это было неправильно: слова должны были раствориться у людей в головах и стать одним с кровью, что текла по тоненьким проволочкам вдоль затылков. Но слова висели отдельным куском и не мешались с кровью внутри.
Светошников повернулся к Альтину:
– Краснее говори. Краснее.
– Что? – не понял Альтин. – Красивее?
– Краснее, – повторил Светошников. – Чтобы голос – краснее.
Альтин кивнул и заговорил снова. Светошников видел, что голос у того стал краснее, но все равно светлый. Как алое знамя. У них в школе такое было, в актовом зале.
Он знал, правда: дело не в Альтине. Дело в нем. Даже самое сильное у него теперь не работало. Он надеялся: если наполнить цветом, все получится. Не так.
Светошников смотрел, как красное постепенно вытекает из людей напротив. Оно, понятно, никуда не вытекало, а испарялось, и верхний слой становился все ниже и ниже. Словно в раковину воду набрали, а потом затычку вытащили.
Еще немного – и проснутся. И ничего не подпишут.