- Старая макака, забыла меня?! - голос приобрел угрожающие нотки. - Ну, говори, где Соня, а то башку расшибу.
Бабка плаксиво заголосила.
- Не знаю я, где она. С неделю уж дома не была. За ней какие-то ребята приехали, забрали её. Я ихних имен даже не спросила. Не очень-то они общительные.
- Какие ребята, старая кикимора, как они выглядели?
- Да я уж запамятовала, - бабка уже почти рыдала. - Бугай какой-то, с тебя ростом будет, а с ним девица, тоже высоченная с волосьями распущенными. Я больше ничего не помню. Я старая уже, у меня ноги болят.
- Заткнись, развылась...Если Соня позвонит, узнай, где она кантуется. Скажи Леля звонила, хотела узнать. Поняла, морда петушиная?
- Все поняла, голубок. Только не звони мне, не пугай старуху.
- Я тебя пугать не буду, я приду и мозги тебе выпотрошу.
Телефон засигналил мелкими гудками отбоя.
10
Макс с Лелей выходили из здания Дома художника. Леля, порозовевшая от духоты многолюдной выставки, делилась с Максом своими впечатлениями. Она ощущала свежее чувство радости оттого, что пошла с ним. Он много знал, был бездонно начитан и хорошо выглядел. Леля, нечуткая к внешнему вниманию, все-таки ощущала щекочущее удовлетворение от того, какой красивой парой они смотрелись вместе. Макс был элегантен, как концертный рояль. Он был модно одет, стильно причесан и обладал располагающей легкостью. Леля - невысокого роста, с хрупкой и наивной внешностью, одетая неброско, но заметно дорого, проецировала для него респектабельный образ золотой московской молодежи.
В последние четыре недели с тех пор, как Макс привез её к родителям и самоотверженно ухаживал за ней потом неделю, навещая её каждый день и принося смешные подарки - то апельсин, то мохнатого зайчика, Леля чувствовала, что ранее сдерживаемое чувство прорывается наружу. Макс вел себя очень нежно, лелея её чувство, заставляя его увеличиваться в размерах и становиться тесным для того, чтобы его прятать.
Евгения Викторовна с интересом наблюдала за ними. Макс ей понравился при первой же встрече, а ещё до этого она заметила, что стеснительная Леля неловко пытается рассказать ей про "одного мальчика, который чудо, как хорош". Она опытным женским чувством угадала, что Леля по-настоящему влюбилась. Ей было трудно отслеживать развитие романа, она даже не знала, был ли между ними роман - при всех вопросах о Максе Леля только предательски краснела. Сделать для дочери в этом смысле Евгения Викторовна ничего не могла, оставалось только наблюдать и в трудную минуту прийти на помощь. И вот, трудная минута пришла, когда на пороге её дома поздно вечером возник Макс с подобающим для такой минуты слегка скорбным и опечаленным лицом. Попросив не волноваться, он сообщил, что он привез Лелю, которая неожиданно расквасилась. Он просидел с дочерью целую ночь, откликаясь на её стоны, принося ей теплого чая. Тем самым он ужасно растрогал Евгению Викторовну. Ей показалось, что Леля ему небезразлична. Под утро он задремал в кресле около кровати. Потом целую неделю Максим прибегал то по утрам, то к обеду, проводил с ними часы - развлекал их страшно. Он все время их смешил, и юмор у него всегда был такой тонкий, изящный. Частенько, сидя в полюбившемся кресле возле Лелиной кровати, он читал ей вслух Сашу Черного, стараясь развеселить её. Когда его не было, Евгения Викторовна замечала, что Леля становилась рассеянной и молчаливой, отстраненно задумчивой и на лице её бегала между уголков губ светлая и нежная улыбка. Без сомнения, она думала о Максе. За неделю он сумел привязать этих двух женщин к себе настолько, что они готовы были поделиться с ним всей своей нерастраченной нежностью и любовью. Евгения Викторовна поила Макса чаем на кухне, когда Леля, устав, дремала, крепко сжав мехового зайчика.