Утро Ники в чужих домах и постелях никогда не начиналось с яичницы и чашки кофе. Утро Ники всегда начиналось со звонка домой. Сдвинув с примятой груди безволосую конечность Лехи, она окунула руку в глубины своей сумки, валявшейся у кровати в ворохе одежды, чтобы выудить оттуда сотовый телефон. Леха потянул носом, выражая сонное беспокойство, но просыпаться не стал.
- Але, мама, это я.... - Ника знала, что через это все равно надо пройти.
- Шлюха! - неласково донеслось в ответ. - Кому какое дело, что это ты? Скажи это своему отцу - он тоже шлялся всю ночь. Ему интересно будет обменяться с тобой впечатлениями, - в голосе матери уже начинала появляться истерика. Ника скосила глаз на часы. "Половина двенадцатого, - отметил мозг, и уже напилась".
- Мама, я только хочу сказать, что я ещё жива, так что порадовать тебя нечем... - прорываясь, через поток пьяной многословности сказала Ника. На этом обычно диалог заканчивался, продолжаясь монологом растрепанной женщины со следами стираемой временем и алкоголем красоты на измятом, неровно припухшем лице.
Регина Осмолина, запомнившаяся миру откровенными ролями в кино, являлась кровной Никиной родительницей со всеми на то правами и отсутствием обязанностей. Она с лабораторной точностью повторяла судьбу своих экранных воплощений - женщин с трудной судьбой. Ее карьера в кино началась неосмотрительно рано, как впрочем и созревание её огнедышащей плоти, что и определило её артистическое амплуа. Роли с намеком на прелести Лолиты, тогда стыдливо маскируемые требовательным к моральной чистоте советским кино, сыпались на нее, как из рога изобилия. Потом Регина нашла себя в параллельном кинематографе...Как-то на съемках очередной картины к ней приблизился высокий молодой человек с фигурой натренированного атлета, в модном замшевом пиджаке. Неокрепший мозг Регины быстро смекнул, что тридцатилетний красавчик одет вызывающе дорого и слишком уж по заморскому, что свидетельствовало о том, что одежду он себе покупает не в Мосторге с заднего крыльца, а в магазине "Березка", где торгуют шмотками за валюту. Или, может быть, жил за границей, черт его знает. Незнакомец держал себя на съемочной площадке завсегдатаем, пожал руку режиссеру, перекинулся парой слов с гримершей, но его настырный взгляд прочно прилепился к Регине, мешая ей сосредоточиться на роли. Наконец она не выдержала:
- Я не могу играть, когда на меня в упор смотрят посторонние. Это не Театр оперетты!
Получилось очень грубо, но режиссер только пожал плечами и сказал:
- Ладно тебе, капризничать. Иди отдохни маленько, мы тут с ребятами подумаем над следующим эпизодом.