– Вовсе нет. Скорее всего, завтра утром он приедет завтракать на велосипеде. Но это… Мне просто хотелось подарить ему нечто такое, что сделало бы его заключение в доме менее грустным. Он не может… – она с болью поколебалась какое-то мгновение, – он больше не может ходить на площадку для игр. – Бернардо молча кивнул, поставил рюмку с коньяком и встал. Но мелькнувшая в глазах Изабеллы печаль уже исчезла, когда она, улыбаясь, повернулась к сыну: – Сходи за мамой Терезой и за своим пальто.
– Мы идем гулять? – заинтригованно спросил он.
– Только на минутку.
– А я не могу пойти в этом? – Он радостно посмотрел на свой костюм астронавта, и Бернардо нежно подтолкнул его в спину.
– Ступай, ты можешь надеть пальто сверху.
– О’кей. – Он произнес американское слово со своим римским акцентом и исчез на полной скорости, а Бернардо при этом вздрогнул.
– Наверное, мне придется менять зеркала в твоем зале.
– Не говоря уж о столе в столовой, всех шкафах между этой и его комнатой и, возможно, застекленных дверях. – Они оба слушали, улыбаясь, как звонок велосипеда доносится из длинного зала. – Это был самый удачный подарок. – Она тоже знала, что Амадео собирался подарить его сыну, и на мгновение они оба замолчали. Затем она испытующе посмотрела на него и тихо вздохнула: – Я рада, что ты смог быть здесь с Алессандро, Нардо… и со мной тоже.
Он нежно коснулся ее руки, и в этот момент в камине затрещали дрова и вспыхнуло пламя.
– Я не мог бы быть ни в каком другом месте. – А затем он улыбнулся ей. – Несмотря на приступы язвы, которые ты устраиваешь мне на работе. – Но сейчас все было иначе. И воздух вдруг оказался наэлектризованным совсем по-другому.
– Прости меня. Я теперь ощущаю такую тяжесть на своих плечах. И продолжаю думать, что ты поймешь. – Она посмотрела на него; ее прекрасное лицо было очень бледным, и на нем ярче выделялись темные глаза.
– Я понимаю. Я мог бы помогать еще больше, если бы ты мне позволила.
– Я не уверена, что смогу. У меня просто неистовая потребность делать все самой. Это трудно объяснить. Это все, что у меня осталось, кроме Алессандро.
– Когда-нибудь будет больше. Когда-нибудь… – Но она лишь покачала головой.
– Больше никогда. Такого, как он, больше нет. Он был совершенно особенным человеком. – Слезы опять навернулись ей на глаза, и она отдернула руку и молча уставилась на огонь. Бернардо тоже отвернулся и стал потягивать коньяк, но в это время послышался звонок велосипеда и появился Алессандро, несущийся через зал, а за ним спешила мама Тереза.
– Готов? – Глаза Изабеллы казались чересчур блестящими, но ничто на ее лице, обращенном к сыну, не выдавало, насколько велика была ее боль.