Некоторые силы непобедимы, и таковы летерийцы. Их алчба по земле, их желание править и обладать всем — вот ужасные желания, подобно чуме отравляющие души врагов. Едва лихорадка, заставляющая видеть мир именно таким, возгорается в мозгу — всё, война окончена, победа абсолютна и необратима.
Даже Баргасты, его варварские спасители, обречены. Торговцы — акрюнаи разбивают лагеря около линии дозоров. Барышники из Д’расильани гоняют табуны перед стоянками, и то один, то другой воин — Баргаст выбирает коня, осматривает, потом со снисходительным хохотом отсылает назад. Вскоре, как думает Ливень, они найдут породу себе под стать, и всё будет решено.
Захватчики не навечно остаются захватчиками. Постепенно они становятся таким же племенем, как и все другие. Языки смешиваются, путаются, сдаются в плен. Обычаи обмениваются как монета, и вскоре все одинаково смотрят на мир. Если избран неправильный взгляд, жуткие последствия коснутся практически всех.
Овлам следовало склонить шею перед Летером.
Они были бы живы, на став кучками тухлых костей на дне мертвого моря.
Красная Маска пытался остановить время. Разумеется, ему не удалось.
Иногда вера равноценна самоубийству.
Ливень отказался от веры, убеждений, драгоценных упований. Он не сопротивляется тому, что дети забывают родной язык. Он видит охру на их лицах, шпильки в волосах — и молчит. Да, он вождь овлов, последний вождь. И его задача — обеспечить мирное уничтожение культуры. Пути будут забыты. Он поклялся, что не подведет своих.
Нет, Ливень уже не меднолицый. Хватит. Лицо его чисто, как и глаза.
Заметив разбросанные трупы, он замедлил бег лошади. Вороны и стервятники с золотистыми клювами выплясывают зловещие танцы, риназаны машут крыльями, вспугивая плащовок — те вспархивают, словно вдруг расцветшие белые бутоны, и тут же садятся. Сцена, которая Ливню хорошо знакома.
Отряд Баргастов вырезан. Истреблен.
Он подъехал ближе.
На поле битвы нет явных следов — ни копыт, ни человеческих ног. Он понял, что Баргасты собрались в полукруг — странно, раньше они так не делали. Возможно, они увидели превосходящие силы врага. Но ведь… никаких следов. Те, что убили воинов, унесли свои смерти с собой — он не нашел ни кровавых дорожек, ни вмятин на траве, по которой тащили бы раненых.
Тела, заметил он вскоре, не ограблены. Прекрасное оружие разбросано рядом, лезвия чисты.
Ливень ощутил, как пляшут нервы, словно возбужденные чем-то зловещим. Снова оглядел трупы: нет, они не собирались в кучку, но подкрадывались… к одному врагу. И раны — хотя падальщики уже потрудились — совсем не такие, какие он ожидал увидеть. Они как будто нашли зверя и были им убиты. Равнинный медведь? Нет, их не осталось. Последняя шкура медведя хранилась в его племени уже семь поколений; он помнил ее крайнюю ветхость. Когти были давно извлечены и потеряны. И все же…