Он гадал, что сталось с несчастным малазанским капитаном, избранным и проклятым (а есть ли различие?), он удивлялся, почему ему вдруг захотелось потолковать с Ганоэсом Параном, обменяться новыми словами, более честными, более взвешенными, более умными. Да уж, юность скора на суждения, юность любит презирать тугодумов — стариков. Юность ничего не ведает о пользе трезвого размышления.
Тогда Ганоэс Паран казался ему нерешительным. Ужасно, раздражающе нерешительным. Но Кафалу сегодняшнему, стоящему на чуждой равнине под чуждым небом, встреченный в те дни малазанин кажется совершенно правым, одаренным мудростью, к которой юный Кафал был совершенно слеп. «Вот так мы оцениваем жизнь, так мы строим мост между тем, чем были, и тем, чем стали. Ганоэс Паран, ты иногда смотришь вниз? Замираешь на месте, ужаснувшись бездонной пропасти?
Мечтаешь перескочить?»
Оносу Т’оолану отдали всю власть, которую собрал отец Кафала, и в том не было ничего незаслуженного. А теперь власть медленно, но неостановимо утекает между пальцев древнего воителя. Кафал не может это остановить — он столь же беспомощен, как сам Тоол. Слепой случай вновь правит Баргастами.
Когда до Кафала донеслась весть о собаках, вернувшихся без хозяев и тем самым сообщивших, что с отрядом разведки стряслось что-то плохое, он натянул плащ из кожи бхедрина, закряхтев под весом, и пнул потрепанную, порванную куклу из палочек и травы, что лежала на земляном полу около кровати: — Вставай.
«Ловушка для души» сплюнула и зарычала. — Очень забавно. Уважай предков, о Великий Ведун.
Вложенная в слова ирония заставила Кафала заморгать, словно в глаза попала сосновая смола. Он выругался про себя, когда Талемендас захихикал, радуясь произведенному эффекту. — Давно стоило сжечь тебя на костре, древопойманный.
— Слишком много чести для тебя. Я странствую по садкам. Я доставляю послания, я угрожаю иноземным богам. Мы говорим о делах великой важности. Войны, измены, союзы, измены…
— Повторяешься.
— И снова войны.
— Боги Баргастов довольны твоими усилиями, Талемендас? Или они шипят от злости, а ты сбегаешь под защиту людских богов?
— Они не могут жить в изоляции! Мы не можем! Упрямцы! Никакой умственной тонкости! Я в затруднении.
Кафал со вздохом отошел.
Древопойманный пополз за ним, озираясь словно хорек. — Если будем драться в одиночку, погибнем. Нам нужны союзники!
Кафал помедлил, поглядел вниз. Он думал, что древний кудесник Талемендас, вполне возможно, сошел с ума. Сколько раз можно говорить одно и то же? — Союзники против кого? — спросил он, как спрашивал и спрашивал раньше.