— Всё понимаю, Багг. Оставим тему. Тебе плохо, Аблала?
Великан хмурился, глядя под ноги. — Это я отлил?
— Нет, это пиво.
— А. Тогда все хорошо. Но…
— Да, Аблала?
— Где мои сапоги?
Джанат протянула руку, помешав королю выпить еще один бокал вина. — Хватит, супруг. Аблала, ты нам рассказывал, что скормил сапоги стражникам своего отряда.
— О! — Аблала рыгнул, стер пену с носа и снова заулыбался. — Теперь помню.
Теол послал жене благодарный взгляд. — Это напомнило мне… Послали целителей в дворцовые казармы?
— Да, государь.
— Отлично, Багг. Я уже слышу, как малазане входят в ближнюю приемную. Брюс, насколько большим будет твой эскорт?
— Две бригады и два батальона, государь.
— Разумно ли? — поднял брови Теол.
— Я не знаю, — сказала Джанат. — Ты, Багг?
— Я не генерал, моя Королева.
— Нужен совет эксперта, — заявил Теол. — Брюс?
* * *
В роли солдата скрыта привилегия, казалось ему иногда. Его вытолкнули из нормальной жизни, защитили от встреч с обыденными проблемами: еда, вода, одежда, кров — все обеспечивает начальство. И нет семьи, не забудем об этом. Взамен ему дана задача творить ужасное насилие, хотя, к счастью, лишь иногда — длительные периоды сокрушили бы способность чувствовать, пожрали мораль и человеческое естество.
Но тогда — подумал Бутыл и ощутил глубоко внутри унылый спазм отвращения — это вовсе не честный обмен. Не привилегия, а проклятие, обуза. Он видит проносящиеся мимо толпы, круговорот и вихрь масок — но, хотя все маски едва отличимы от его собственной, он ощущает себя не только выставленным вон, но изгнанным навеки. С удивлением и волнением следит за бездумной, бессмысленной активностью, понимая вдруг, что завидует пошлой и лишенной драм жизни, в которой единственная забота — ублажение себя. Присвоение, набивание живота, собирание золотых груд.
«Что вы все знаете о жизни?», хочется ему спросить. Попробуйте пробиться через горящий город. Попробуйте обнять руками умирающего, перемазанного в крови друга. Попробуйте взглянуть в оживленное лицо рядом, потом взглянуть еще раз — а лицо уже пусто и безжизненно. Солдат знает, что реально, а что эфемерно. Солдат знает, сколь тонка, сколь непрочна ткань существования.
Можно ли завидовать, смотря со стороны на беззаботные жизни невежд — на жизни людей слепо верующих, видящих силу в слабости, находящих надежду в фальшивом утешении рутины? Да, ибо если ты начинаешь понимать хрупкость жизни, назад пути нет. Ты теряешь тысячу масок и остаешься в одной: скупые морщины презрения, опущенные уголки рта, всегда готового изрыгнуть язвительный комментарий.