Добряк скривился: — Какая бумажная работа?
— Как, сэр? — Прыщ повел рукой: — Эта, сэр.
— Не глупите, лейтенант. Вам известно, я должен быть на встрече в половине седьмого звона, и я желаю видеть их в конторе до этого времени.
— Слушаюсь, сэр!
Добряк скрылся в кабинете. Прыщ подумал, что он проведет остаток дня, любуясь коллекцией гребней.
* * *
— Тихо, тихо, — пробормотала Целуй-Сюда, когда они с сестрой шли в спальни. — Капитан Добряк не только урод, но еще и сумасшедший. При чем тут наши волосы?
Смола пожала плечами. — Без понятия.
— Нет правил насчет волос. Можем пожаловаться Кулаку…
— Не будем, — оборвала ее Смола. — Добряк желает волосы на столе — мы положим ему волосы на стол.
— Не мои!
— Не твои, Целуй-Сюда, и не мои.
— Тогда чьи?
— Вообще ничьи.
Капрал Превалак Обод стоял у входа. — Ну, получили благодарность? — спросил он.
— Любимый, — пропела Целуй-Сюда. — Добряк не раздает благодарностей. Только наказывает.
— Что?!
Смола сказала, не останавливаясь: — Капитан приказал нарастить вес… среди прочих распоряжений. — Тут она помедлила, повернулась к Ободу: — Капрал, найди нам ножницы и большой джутовый мешок.
— Слушаюсь, сержант. Насколько большой?
— Главное, найди.
Целуй-Сюда послала молодому мужчине широкую улыбку и торопливо вошла в казарму, дойдя до середины спальни. Встала в том месте, где койки были скручены в подобие гнезда. В середине гнезда восседал морщинистый, покрытый шрамами кошмар с блестящими глазками. — Неп Борозда, мне нужно проклятие.
— Э? Идипроч! Мымза! Ку!
— Капитан Добряк. Я думаю о чесотке самого чесоточного рода. Погоди! Он станет еще злее. Сделай его косым — но так, чтобы сам он не видел, только другие. Сможешь, Неп?
— Ч’го мне будет, а?
— Как насчет массажа?
— Целуйн’го?
— Да, моего особенного.
— Долголь? А?
— Целый звон, Неп.
— Гылшом?
— Кто, ты или я?
— Обои!
— Ладно, но нам нужна будет комната. Или ты хочешь, чтоб смотрели?
Неп возбудился, хотя каким-то странным образом. Он завертелся, заерзал, кожа покрылась потом. — Целовзвод, Цалуйка, целовзвод!
— С засовом, — настаивала она. — Не желаю, чтобы входили чужие.
— Хип-хо! Проклят’е?
— Да, косоглазие, но так чтоб он не знал…
— П’стяки! Люззия.
— Иллюзия? Чары? Звучит отлично. Давай, приступай.
* * *
Бадан Грук потер лицо, когда Смола плюхнулась на его койку. — Что ты тут делаешь, во имя Худа?
Темные глаза обласкали его — коротко и сладко — и тут же женщина отвела взор. — Ты солдат единственного рода, которому можно доверять. Знаешь, Бадан?
— Что? Ну, я…
— Ты не хочешь. Ты не желаешь творить насилие, поэтому не лезешь в драку. Сначала пользуешься умом, а твой дурацкий костолом — только последний аргумент. Злобные действуют совсем иначе, и в результате многие теряют жизни. Снова и снова. — Она помолчала. — А верно рассказывают, что какая-то пьяница — сержант пересекла всю треклятую империю от кабака до кабака?