И вдруг они удивленно стали озираться по сторонам. Табуретка была пуста. Ни под орешником, ни в цветнике — нигде Миклошки не было.
— Сынок! Где ты? — заволновалась тетя Сабо.
Мама, испуганная, выбежала из кухни:
— Дети, где Миклошка?
Ютка, Кати и Жоли, перепугавшись, бросили игру. Все не на шутку всполошились.
Побежали к колодцу и заглянули, не упал ли он туда. Жоли выскочил на улицу, но там было безлюдно и тихо, только из соседнего сарайчика раздавался рев ослика Якаба. Куда исчез Миклошка? Надо посмотреть в кустарнике.
Дружок, ты не видел Миклошку?
Не убежал ли он на железнодорожную насыпь?
А вдруг выскочил на шоссе?
Надо спросить у постового.
А может, Миклошка отправился к Балатону?
Ютка побежала в комнату и сразу крикнула:
— Да здесь он! Здесь!
Все бросились в дом.
— Где он?
— Да вот он! Иди сюда, Озорник! Что тебе понадобилось под столом? Почему ты не откликнулся, когда тебя звали? — Тетя Сабо была вне себя от радости. Она не знала — шлепнуть Миклошку или расцеловать. — Что ты там делаешь?
— Ничего, — спокойно ответил Миклошка, не пошевелившись.
Тетя Сабо нагнулась под стол и, подхватив сына, извлекла его, как колобок, наружу.
— Что у тебя в руках?
— Мое письмо! — закричал Жоли. — Что ты сделал с моим письмом?
Миклошка понял, что опять набедокурил, и заплакал.
На полу под столом валялись мелко изорванные бумажные клочья, исчерченные красно-синим карандашом. Вот что осталось от Жолиного сокровища, от письма, в котором его новый друг рассказывал о себе, о путешествии в Финляндию, об Эркки.
А тетрадка была вся разрисована красными фигурками детей и синими корабликами, красными лягушками и слониками, машинками, цветочками и какими-то никому не понятными каракулями.
Тетя Сабо сердито закричала на Миклошку:
— Что ты наделал?
Малыш заплакал еще сильнее, Жоли тоже плакал, и мама стала утешать его:
— Дорогой мой мальчик… ведь ты знаешь адрес своего друга. Кроме того, ты получишь еще очень-очень много писем. Не сердись! Не будешь?
Жолику очень хотелось сказать что-нибудь сердитое. Вздуть бы Миклошку как следует! Но, посмотрев на Кати и на Ютку, он тут же вспомнил: они-то его и пальцем не тронули, когда он положил на их книги кирпичи, да еще оставил под дождем.
Потом Жолик взглянул на Миклошку. Тот плакал навзрыд, плакал так горько, что казалось, никогда не остановится.
— Я хотел только порисовать, — всхлипывал он, — только порисовать…
— Иди сюда, — проговорил Жоли и протянул ему руку. — Пойдем купим другую тетрадку и новый лист почтовой бумаги, у меня в копилке есть четыре форинта.
— Ну, все в порядке, — сказала мама. — У меня готовы и паприка и блинчики. Теперь надо не плакать, а быстро накрывать на стол и обедать.