Во всяком случае, из старых хроник точно известно, что они служили пристанищем самым разным беженцам: жертвам религиозных гонений, сторонникам Конвента после падения Робеспьера. А во время последней войны — и партизанам тоже. Представь себе…
Однажды Эстер рассказала ему: «Когда твой отец был мальчишкой, они вместе с Антуаном снабжали всем необходимым партизан, маленький отряд, скрывавшийся в одной бори. Рено назвал ее Бори-Верт, то есть зеленая бори, он сам и нашел ее, блуждая по горам. Больше никто о ее существовании не знал. После воины твой дед назвал свое кафе в ее честь».
Но, подумав, Жан-Марк не стал пересказывать этого в письме: каждый раз, когда заговаривали о Рено Абеллоне, у мамы делалось каменное лицо. И он закончил так:
Представь себе, Эстер происходит из еврейского рода, который жил в Воклюзе еще с пятнадцатого века! Тут много старинных синагог. Дядя Антуан говорит, что в здешних местах никогда не было расизма, все были равноправными гражданами и каждый мог спокойно жить по своим обычаям. А потом пришли нацисты и при последней облаве схватили всю семью Эстер. Какое несчастье! Сама она чудом спаслась. И вообще, по-моему, она замечательная.
В другом письме Жан-Марк писал:
Дела в кафе идут потихоньку на лад. Дядя Антуан еще раньше нанял на лето повара и официанта, но, когда он попал в аварию, они уволились. Правда, Эстер и сама отлично готовит, но одной ей со всем не справиться. Я все время вспоминаю «Утиный Клюв». Правда, заказы здесь выкрикивают не через окошко раздачи, его нет, а прямо в открытую дверь кухни: «Один эскалоп, один!», «Две поджарки, две!», «Три яйца по-бургундски, три!».
Эстер, Сидони, Лоранс и я — мы делаем все, что можем, чтобы поддержать работу кафе до дядиного выздоровления. А почтенная мадам НЛО только рассуждает, ест, крутится под ногами и во все суется. У нее явно мания величия, и она каждый день сокрушается по поводу того, что напитки у нас не подают на войлочных кружочках с клеймом «Таверна „Старый замок“» (так она в своем воображении величает кафе). Я ведь писал тебе о вывеске на фасаде. По целым дням ока разглагольствует с Совиньоном, типом, который выдает себя за архитектора, но несет такую чушь об архитектуре Прованса, что в это трудно поверить. Он болтался в здешних местах, а дядя Антуан приютил его и хотел, чтобы он спроектировал ему пристройку. Совиньон и мадам Трюш с умным видом копаются в чертежах. А кончается все каким-нибудь многозначительным изречением, вроде: «Нужны капиталы» или «Антуан должен взять ссуду». Меня это ужасно злит. Насколько мне известно, «Бори-Верт» принадлежит не им. Как бы я хотел уговорить дядю Антуана показаться врачу. Эта его мрачность и апатия ненормальны.