– Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, сиера, вам нечего беспокоиться и вообще не стоит здесь находиться.
– Ты на меня все еще злишься? Презираешь?
– Нет, сиера. Глупости, да и вообще, ошибки я два раза не повторяю.
Он смотрел в потолок, игнорируя меня, а мне было неловко и вместе с тем больно за него.
– Трил, может тебе вкусненького принести?
– Сиера, со мной все будет хорошо...
– Да? Тогда какую черную дыру ты полез в ту свару? Там бы и без тебя разобрались, а ты рискнул... собой? – Асиандра даже трясло от возмущения и злости, а может и страха за жизнь друга. – Что, жить надоело?
Трил дернулся, а я прижала ладонь к животу, почувствовав, как там все скручивается в узел. Уже не обращая внимания на медперсонал, застывший неподалеку и дающий нам возможность поговорить, Асиандра, который стоял рядом, присела на край кровати и, заглядывая в карие глаза Трила, наполненные не только физической болью, спросила:
– Ты хотел умереть?
Он снова дернулся, но глаз не отвел. Смотрел прямо в глаза и честно ответил:
– Еще вчера хотел. Слишком больно жить, когда чувства умерли, сердце молчит, а глаза больше никогда не увидят. Но после вчерашнего разговора... не знаю. Неприятно сознавать, что твою любовь предали или отвергли. И врали прямо в глаза. Я хотел носить на руках, боготворить, любил бы до гробовой доски, но вы вчера ответили на все мои вопросы. Я чувствовал и, думаю, знал правду, но боялся посмотреть ей в глаза.
Он протянул руку и коснулся моей щеки. Медленно погладил, потом уронил ее на кровать с застывшей маской боли на лице.
– Больше не боюсь. И спасибо, что вынули эту занозу из сердца. Жить буду, если звезды позволят. Не бойся маленькая, твой страх за меня беспочвенный.
Я обхватила его ладонь руками и, прижав к своей груди, убежденно сказала. Он должен был поверить, чтобы нормально жить дальше.
– Запомни, Трил, любовь была, я видела, и она останется с тобой теперь уже навсегда. У нас у каждого свои недостатки и слабости, почему ты так строго судишь других? Думаю, что все бы со временем изменилось к лучшему. Тебе надо простить и отпустить, и помнить только хорошее.
Я постаралась говорить уверенно, не вспоминая, что Лисиана жила только своими интересами или, как она считала, интересами народа. Ни о том, что она запросто бросила бы Трила, променяв его на императора, или на кого-то еще значительного, или нужного, я думать не хотела. Она умерла, а этот мужчина передо мной еще жив, и жить ему надо без темной тучи чужого предательства или боли утраты.
– Я так понимаю, ЭТОТ мужчина и ваш телохранитель, и неудачливый любовник?