— Что ж, если Мэгги так считает…
— И? — отозвался Том.
— И?
Он приподнялся на локте и произнес с аристократическим акцентом:
— Юнипер Блайт, окажите мне честь, станьте моей женой.
— Любезный сэр! — Юнипер превосходно изобразила королеву. — Это зависит от того, будет ли мне позволено иметь трех пухлых малышей.
Взяв у нее сигарету, Том небрежно затянулся.
— А почему не четырех?
Его тон был по-прежнему легким, но акцент исчез. От этого Юнипер стало не по себе, она немного оробела и растерялась.
— Ну же, Юнипер, — настаивал он. — Давай поженимся. Ты и я.
Сомнений в серьезности его намерений не оставалось.
— Я не должна выходить замуж.
Он нахмурился.
— В смысле?
Между ними повисла тишина, которую нарушил лишь свисток чайника в квартире внизу.
— Это сложно, — промолвила Юнипер.
— Разве? Ты любишь меня?
— Ты же знаешь, что люблю.
— Тогда это несложно. Выходи за меня. Скажи «да», Джун. Что бы это ни было, что бы тебя ни тревожило, мы справимся.
Юнипер понимала, что его не устроит никакой ответ, кроме «да», но согласиться не могла.
— Можно, я подумаю? — наконец нашлась она. — Дай мне немного времени.
Он резко сел, опустив ноги на пол, спиной к ней. Свесил голову и наклонился вперед. Он был расстроен. Ей хотелось коснуться его, провести пальцами по позвоночнику, убежать в прошлое, до того, как он сделал ей предложение. Пока она пыталась изобрести машину времени, он достал из кармана конверт. Тот был сложен вдвое, но она увидела внутри письмо.
— Вот тебе время. — Том подал ей конверт. — Меня вызывают на службу. Через неделю я должен явиться.
Девушка ахнула, едва не задохнулась и поспешно села рядом с ним.
— Но на сколько?.. Когда ты вернешься?
— Даже не представляю. Наверное, когда война закончится.
Когда война закончится. Он собирался уехать из Лондона, и внезапно для Юнипер стало ясно: без Тома это место, этот город потеряет всякий смысл. С тем же успехом она может жить в замке. При этой мысли ее сердце забилось быстрее, не от волнения, как у обычного человека, а с безрассудной силой, за которой ее учили следить с детства. Она закрыла глаза в надежде, что ей станет легче.
Отец убеждал ее, что она создание замка, что она принадлежит замку, и самое безопасное — не покидать его стен, но он ошибался. Теперь она это знала. Верно было противоположное: вдали от замка, вдали от мира Раймонда Блайта, от ужасных вещей, которые он говорил ей, от его сочащейся по капле вины и тоски она освободилась. В Лондоне к ней больше не являлись гости, не было и провалов в памяти. И хотя самый главный страх — что она способна причинять другим вред — прокрался за ней по пятам, здесь он был другим.