Далекие часы (Мортон) - страница 304

— Когда это случилось?

— В середине тридцатых. Тогда ему начал мерещиться Слякотник в замке.

И тогда он добавил второе посвящение к своей книге: М. Б. и О. С. То были не просто инициалы его жен, а попытка загладить вину. Кое-что показалось мне странным.

— Вы не видели, как это произошло. Откуда вам известно о драке в библиотеке, о том, что Оливер Сайкс был там в тот вечер?

— Юнипер.

— Что?

— Папа рассказал ей. В тринадцать лет, когда она пережила ту душевную травму. Он вечно твердил, что они одно; полагаю, он надеялся, что ей станет легче, пойми она, что все мы способны вести себя достойным сожаления образом. Он был великим глупцом.

Она умолкла и потянулась к стакану, и словно сама комната выдохнула. Возможно, от облегчения, что правда наконец выплыла на свет. А Перси Блайт испытала облегчение? В этом я не была столь уверена. Радость от исполненного долга — несомненно, но в ее поведении ничто не выдавало, что с ее души свалился тяжкий груз. Мне казалось, что я знаю причину: никакое утешение не шло в сравнение с ее горем. «Великий глупец». Впервые при мне Перси дурно отозвалась об отце, и в устах женщины, столь яростно защищавшей его наследство, эти слова прозвучали особенно веско.

Но разве это не закономерно? Раймонд Блайт поступил дурно, спора нет, и неудивительно, что угрызения совести свели его с ума. Я вспомнила снимок пожилого Раймонда в книге из деревенского магазина: полные страха глаза, морщинистое лицо, согбенное под грузом мрачных мыслей тело. И вдруг осознала, что его старшая дочь ныне выглядит так же. Она осела в кресле, одежда словно была ей велика и свисала складками с костей. Разговор выжал ее досуха, веки обвисли, хрупкую кожу пронизала синева; было поистине ужасным, что дочь так страдает из-за грехов отца.

На улице лил дождь, молотил о промокшую землю; день миновал, и в комнате сгустились сумерки. Даже огонь, мерцавший во время нашей беседы, умирал, забирая с собой остатки тепла кабинета. Я закрыла записную книжку.

— Быть может, хватит на сегодня. — Я постаралась вложить в голос побольше доброты. — Если хотите, продолжим завтра.

— Не стоит, мисс Берчилл. Я почти закончила.

Она встряхнула портсигар и выбила на стол последнюю сигарету. Спичка загорелась не сразу; наконец в полумраке замерцал огонек сигареты.

— Теперь вы знаете о Сайксе, — заметила она. — А о том, втором, не знаете.

О том, втором. У меня перехватило дыхание.

— По вашему лицу видно, что вы понимаете, кого я имею в виду.

Я напряженно кивнула. Раздался оглушительный раскат грома, и я содрогнулась. Моя записная книжка вновь раскрылась как бы сама собой.