Наконец лобогрейка поровнялась с низенькой, крытой соломой хатой. Яшке стало жарко. Он готов был спрыгнуть с кучерского сиденья и убежать от стыда, но позади с вилами сидел отец.
Возле хаты под старой акацией стояли Оксана и Настя Дороховы. Высокая, стройная, в белоснежном городском платье, Оксана с веселым любопытством смотрела на толпу и, смеясь, что-то говорила Насте. Но вот вдруг глаза ее широко раскрылись и удивленно уставились на Яшку.
Яшка едва заметно поклонился ей, виновато вздернул плечами, как бы говоря: «Что ж делать? Он отец, волей-неволей будешь сидеть», — и заторопил лошадей.
Лобогрейка убыстрила ход, и коса завизжала еще пронзительней.
Нефед Мироныч сказал Яшке, чтобы он держал ровнее шаг лошадей, но тот был занят своими мыслями и не слышал.
— Позакладало? Ворона не попускай! — густым басом крикнул Нефед Мироныч.
Яшка оглянулся по сторонам, кивком головы позвал работника Семку и, остановив лошадей и передав ему вожжи, сказал удивленно выпучившему глаза Нефеду Миронычу:
— Пробуйте сами, а мне нечего маячить тут, как дурню на майдане!
Сказал он это вызывающе, при всех, но Нефед Мироныч сделал вид, что ничего не случилось.
Яшка поправил картуз, белый шелковый пояс и, глянув, не запылились ли новые хромовые сапоги, направился домой.
Атаман заметил смущение Яшки. Немного поотстав, он блудливо оглянул тонкую, гибкую фигуру Оксаны, задержал взгляд на румяном от солнца лице ее, и рука его сама собой коснулась сперва одного, а затем другого толстого рыжеватого уса. «И черт-те как Марья плодит их таких, скажи! Картина, и еще лучше!» — подумал он и важно зашагал по пыльной дороге, откинув одну руку на поясницу, а другую заложив за полу сюртука.
В это время из толпы вышла высокая и статная, уже начавшая полнеть Марья Дорохова. Пропустив мимо себя людской поток, она взяла стеблину бурьяна, внимательно осмотрела срез — на нем, искрясь, дрожала слезинка.
— Смотрим? — спросил, подходя к ней, Калина и с гордостью за свой хутор, как бы подчеркивая, что сегодняшнее событие именно потому и случилось, что атаманствует он, Василь Семеныч Калина, продолжал: — Видала, какие дела на свете делаются? По всей округе нету такой машины, а в моем хуторе есть!
— Чего и говорить! Еще выше полез теперь Нефадей, — задумчиво проговорила Дорохова, и в голосе ее Калине послышалась грусть.
Искоса глянув по сторонам, он наклонился к ее лицу и шепнул, кивнув на лобогрейку:
— А небось, и ты б непрочь завести такую?
Марья высокомерно оглядела его с ног до головы, немного помедлила:
— Непрочь. Еще об чем думаешь?