Сашка растерялся, но виду не показал. Медленно выцарапал из пачки сигарету, не спеша прикурил, лихорадочно соображая, как быть, и наконец опомнился. Сделав максимально суровое лицо, покивал, как бы соглашаясь, и горько вздохнул:
— Ох, Эдуард Борисович, не хотите вы с нами дружить. Поймите, мы знаем о вас больше, нежели вы сами о себе знаете. Так к чему эти игры?
— Я не… — Но Сашка выслушивать оправдания не намеревался.
— Не обязательно ведь валютой платить. Золото тоже пойдет. По курсу десять долларов за грамм. — Тут же установил собственный курс. — Знаем, знаем, что и монеты дедушка оставил, и еще кое-что. — В наличии золотых монет Зуб не сомневался — что за еврей без золотой заначки? Тем более, подаренное Лене колье подсказало, что оставил дедушка много всяких разностей. — Поступим так. Двести двадцать тысяч плюс три килограмма рыж… золота. Для справки: десятка царская весит семь и восемь десятых грамма, пятирублевка вдвое меньше. Когда подготовите? Сегодня часикам к десяти вас устроит? — Бэбик промолчал, но Сашка расценил это как согласие. — Отлично, в десять буду. Не забывайте о поездке в Гамбург, еще недельку подождем, и вперед. Вроде бы обстановка нормализуется.
Что-то в тоне «коминтерновца» Бэбику не понравилось, но возразить он и не пытался. Однако в душе зародилось странное чувство. Сомнение не сомнение, так, какое-то смутное беспокойство.
Сашка мигом почуял, что операция на грани срыва. Натура, что ли, у евреев такая — заставь расстаться с золотом, начинают паниковать. Подсознательно подвох ощущают. Но не назад же отрабатывать?
— За деньгами и золотом заеду в десять вечера, — еще раз уточнил он, хлопнув Бэбика по плечу, и задорно улыбнулся. — Все будет как надо. А мелкие неувязки нам не помеха, так, Эдуард?
Бэбик кивнул, но стереть с лица кислую гримасу так и не сумел. И вдруг вспомнил о Лене. Глаза его прояснились — в конце концов, чего стоит вся эта суета в сравнении с недалеким счастьем и благополучием?
Распрощавшись с «Валентином Петровичем», он спустился в подвал, вскрыл дедов тайник и извлек одну из трех жестяных коробок с золотом, отсчитав триста восемьдесят пять десятирублевок с бородатым профилем последнего российского самодержца, прикинул на вес остаток сокровищ и тяжело вздохнул. Миллион миллионом, но когда еще до Гамбурга этого доберешься. Вот жизнь-злодейка, и желание есть, и средства, а приходится идти на риск и ввязываться во всякие безумные авантюры.
— Ну что ты мечешься? — Сэт подошел к книжной полке и вытянул из плотного ряда томов «Мошенников и негодяев». — Обратимся к первоисточнику. По-моему, ты позабыл, как у наших французских коллег ситуация развивалась.